Россия в угаре долларгазма и еслибизма

Теория должна ответить и на вопрос, кто является движущей силой революции, какой класс, страта. Или в нынешнее время окажется применительна не марксистко-ленинская формулировка, а другая, к примеру, буржуазного революционера Робеспьера, который писал:

«Во Франции остались лишь две партии: народ и его враги. Кто не за народ, тот против народа, кто ходит в шитых золотом штанах, тот враг всех санкюлотов».

Необходимо отвечать и на такой вопрос, какие методы являются наиболее целесообразными или эффективными в борьбе против капиталистического строя. Проанализировать круг вопросов, в который входит роль насилия в этой борьбе. Буржуазные революционеры, тот же Робеспьер, учили: «Террор есть не что иное, как быстрая, строгая и непреклонная справедливость; тем самым он является проявлением добродетели». Он призывал рассматривать террор не как особый принцип, а как «вывод из общего принципа демократии, применимого при самой крайней нужде отечества». Почему же не воспользоваться их же методами в деле свершения революций? Ведь не стесняется же применять террористические действия против своего населения капиталистическая элита. Хотя, как известно, у Ленина была другая концепция «террора». В любом случае в теории должна быть четко прописана разница между террором и революционным насилием, особенно в контексте нынешней борьбы против терроризма.

Любая революционная теория должна быть ясной и понятной народу, основные тезисы которой должны быть написаны в виде четких лозунгов. Известно, французская революция осуществлялась под лозунгами: свобода, равенство и братство. (Хотя Мирабо акцентировал слово — справедливость.) Русская: мир хижинами, война — дворцам; заводы рабочим, землю — крестьянам. Меняется время, меняются лозунги. Они должны вытекать из современной теории.

В теории должна быть также научно отражена картина нынешнего капитализма на Западе. Представления левых и правых сил о Западе в большинстве случаев носят неадекватный характер, вызванный идеологической слепотой.

Это лишь те немногие тезисы, без решения которых нельзя и даже преступно начинать любую перестройку или революцию. Повторяю, только на основе научной теории можно сформулировать программы, уставы и действия тех сил в обществе, кто радеет за спасение своего отечества. Никакие липовые доктора и академики околонаучных идеологий не способны вывести страну из стратегического капкана. Все же стихийные выступления ведут только к хаосу и неоправданной гибели людей. Враг организован, и он организован в капиталистическое государство, смертельно опасное для русского народа. Но против такого государства может вести борьбу только та сила, которая опирается на научную теорию. Только на ее основе можно рассчитывать на успех в практике.

Олег Арин

13.01.2006

Запад и Россия: диалог между Алексом Бэттлером и Олегом Ариным

Арин: Алекс, мне приятно увидеть тебя здесь, в Париже. Довольно неожиданно. Ведь ты же в последние годы жил в Оксфорде. Что тебя заставило переехать сюда? Не понравилась Англия?

Бэттлер: Я, естественно, отвечу тебе на эти вопросы. Но раз мы уж встретились, есть смысл обменяться мнениями и по другим проблемам, так сказать, в порядке реакции на текущие события в мире. Я беру на себя Запад в силу принадлежности к этому миру, ты — Россию. Тем более, я слышал, что ты чуть ли ни весь прошлый год был в России и даже вроде бы заезжал в свою родную Астрахань.

А. Ну что же, я согласен. Только давай так, без философских сложностей. Мне многие мои знакомые говорили, что твои книги без «Философской энциклопедии» прочитать невозможно.

Б. Что ж, давай без энциклопедий.

А. Начнем с Запада. Так почему ты покинул этот туманный Альбион?

Б. Как ты знаешь, я поменял уже более 30 местожительств. Париж, между прочим, 33 место. В последние годы сложилась некоторая закономерность: я не задерживаюсь на одном месте более четырех лет. Главная причина этого — после освоения нового места, знакомства с людьми, страной мне становится скучно. Теряется новизна, нечего познавать. Что же касается Англии, то я добавил бы еще одну причину — сверхспецифику этой страны. Возможно, если бы я превратился в англичанина, мне не было бы скучно. Но я так и не привык находить удовольствие в стрижке газонов в саду, в выращивании цветов, в разговоре о погоде, сорте чая и королевской семье. Я так и не понял, для чего мы так тщательно растим траву, чтобы ее все время стричь? А мои соседи-англичане как раз во всем этом находят удовольствие. Для меня же подобная райско-мещанская жизнь не подходит. Я все время чувствовал какой-то карнавальный кафтан, который нужно носить.