Россия в войне 1941-1945 гг. Великая отечественная глазами британского журналиста

Стеттиниус напоминает, что незадолго до Ялтинской конференции министр финансов Моргентау направил президенту письмо, в котором обосновывал «конкретный план помощи русским в период восстановления» и высказывал предположение, что «это устранило бы многие трудности, с которыми мы сталкиваемся в связи с их проблемами и политикой». Но, как указывает Стеттиниус, «Советский Союз не получил займа в конце войны. Вопрос о том, побудил ли бы его этот заем занять более разумную позицию и проявить больше желания сотрудничать, остается одной из серьезных загадок истории».

Намек на такой заем можно, пожалуй, усмотреть в тосте, провозглашенном Сталиным за здоровье Рузвельта на одном из приемов в Ялте. Сталин сказал, что президент был «главным кузнецом орудий, позволивших мобилизовать весь мир против Гитлера». Ленд-лиз, заявил он, был «одним из самых замечательных и жизненно важных достижений президента», свидетельством исключительно широкого понимания национальных интересов Америки.

Хотя на том же приеме Сталин сделал также несколько очень любезных комплиментов в адрес Черчилля, назвав его «самым смелым государственным деятелем в мире», все наблюдатели сходятся во мнении, что он старался проявлять гораздо больше дружественных чувств к Рузвельту.

«После войны, – сказал Сталин, – когда союзников будут разделять различия интересов, перед нами встанет трудная задача. Я убежден, однако, что наш союз выдержит испытание и что в мирное время отношения между тремя великими державами будут такими же прочными, какими они были во время войны»[233].

Американские авторы много писали о том, что Сталин якобы «изменил» ялтинским решениям вскоре же после конференции. Кое-кто совершенно неубедительно объяснял это критикой и оппозицией, которые Сталин встретил со стороны некоторых членов Политбюро. Гораздо более правдоподобным являются другие объяснения этого «изменения» советской политики после Ялтинской конференции.

Какое-то значение в обострении отношений между Востоком и Западом имела усилившаяся в Америке в марте – апреле тенденция против предоставления Советскому Союзу крупного послевоенного займа. Смерть Рузвельта вызвала в СССР подлинную тревогу[234], оправданность которой скоро подтвердилась, особенно когда президент Трумэн начал с того, что сразу же после победы в Европе прекратил поставки СССР по ленд-лизу, хотя на Советском Союзе еще лежало обязательство вступить в войну с Японией на стороне Америки. Как мы знаем из описания Гопкинсом его визита в Москву, состоявшегося вскоре после этого, Сталин был сильно раздражен и оскорблен этим шагом, который Стеттиниус назвал «несвоевременным и непостижимым».

Собственно, Ялтинская конференция – эта великая демонстрация единства целей трех держав в предвидении близкой победы над Германией – оказалась, пожалуй, неизбежным водоразделом в отношениях между союзниками. Пока шла титаническая борьба, противоречивые интересы и идеи, которые в обычных условиях были почти несовместимы, отодвигались на задний план. Но теперь, когда пришло время готовиться к миру, достигнутые рабочие компромиссы оказались слишком непрочными. Как мы видели, даже и этих компромиссов было довольно трудно достигать. Теперь же они подверглись испытанию, каким явилось их практическое применение и конкретное истолкование. Все труднее становилось скрывать глубокие различия подлинных интересов и взглядов между партнерами по коалиции военного времени.

В самом конце войны в Европе усилению напряженности в отношениях между Советским Союзом и союзниками способствовал еще один психологический фактор. Близость победы вызвала в СССР не только чувство облегчения и надежды, но также естественную вспышку национальной гордости. Наблюдалась – и не в последнюю очередь в Красной Армии – тенденция возмущаться присутствием западных союзников в Германии, и особенно в Берлине, во время штурма которого стольким тысячам советских солдат суждено было погибнуть в последние дни войны.

С другой стороны, СССР был сильно разоренной страной, и перед ним прежде всего стояла гигантская задача восстановления экономики. Но в то же время он вознесся выше всех, ибо выиграл величайшую в своей истории войну. Никогда еще будущее не казалось таким светлым. Будущее, казалось, сулило заманчивые возможности. Для некоторых это была революционная Европа, для большинства – счастливая, процветающая Россия. Многие из тех, кто тогда мечтал о таком счастливом будущем, предполагали также, что союз трех великих держав после войны сохранится. Побледней иллюзии суждено было рассеяться спустя всего несколько месяцев, после взрыва атомной бомбы над Хиросимой…

Глава III Берлин в июне 1945 г

Подростки играют на немецком танке «Пантера», подбитом на одной из улиц Берлина