Россия в войне 1941-1945

Тревожная послемюнхенская зима подходила к концу, когда 15 марта 1939 г. гитлеровские войска полностью оккупировали Чехословакию. Обещанный Чемберленом «мир для нынешнего поколения» кончился, и вся лживость и лицемерие мюнхенской политики вскрылись меньше чем за полгода.

Можно задать вопрос: каковы же были истинные мотивы, толкнувшие Англию и Францию на позорную мюнхенскую капитуляцию? Слишком упрощать это дело не следует. Несомненно, что люди вроде Чемберлена и Боннэ подсознательно чувствовали, что Гитлер почти наверняка не удовольствуется захватом только Австрии и Судетской области. Но они думали, что есть, может быть, какой-то маленький шанс и на то, что он не потребует большего. Они лелеяли план создания в Европе «директората четырех держав», коалиции, из которой Советский Союз был бы исключен и в решениях которой малые страны не принимали бы никакого участия. Франция, в частности, была связана прочным военным союзом с Чехословакией. Она знала, что соединенная военная мощь Франции, Чехословакии и Советского Союза почти наверняка заставила бы Гитлера отказаться от своих притязаний на Судетскую область. И все же какое-то сомнение насчет того, как будет реагировать Гитлер, у нее оставалось. Что же касается Чемберлена, то для него главной заботой было не иметь никакого дела с Советским Союзом. Не прошли даром и старания профашистской пропаганды, которая и во Франции, и в Англии на протяжении нескольких месяцев вдалбливала людям мысль, что теперь, когда Гитлер захватил Австрию, «чешский бастион», этот краеугольный камень французской системы союзов, более или менее утратил уже свое значение. Очень много шумела эта пропаганда и на такую тему, что «какое, дескать, Франции (или Англии) дело до того, что три миллиона немцев Судетской области хотят быть немцами?». Кроме того, правительства Франции и Англии всеми силами старались сыграть на глубоко укоренившихся в обеих странах пацифистских настроениях и страхе перед войной, - страхе не только перед войной, в которой они могли бы потерпеть поражение, но и перед войной вообще. Большое место занимала в этой пропаганде мощная линия Зигфрида, которая, дескать, чрезвычайно затруднит военный прорыв в Германию и потребует больших человеческих жертв. Был и еще один аргумент в пользу мюнхенской политики: говорилось, что как Англия, так и Франция должны еще выиграть время на свое перевооружение, что у обеих стран (а особенно у Франции) авиация пока очень слаба, а пресса «пораженцев» этому подпевала, всячески раздувая леденящие кровь угрозы Геринга послать в случае чего германскую авиацию на Париж.

Политика Франции и Англии в отношении Советского Союза продолжала в течение всего этого периода оставаться враждебной. Когда после «аншлюсса» Советский Союз предложил провести консультации с Англией, Францией, США и Чехословакией, Чемберлен отклонил это предложение, как «несвоевременное». В мае М.М. Литвинов предложил Боннэ начать переговоры между генеральными штабами обеих стран, но не получил на это никакого ответа. Ни в июле, когда английское правительство послало в Чехословакию Ренсимена, ни в последующие недели, когда оно продолжало оказывать давление на чехословацкое правительство, оно не сочло нужным консультироваться с СССР. В сентябре на предложение Литвинова французскому поверенному в делах в Москве о немедленных консультациях между обоими правительствами, переговорах между генеральными штабами и демарше перед Лигой наций не последовало никакого ответа. Аналогичные предложения советского посла в Англии Галифаксу 7 сентября постигла такая же судьба. 23 сентября Литвинов заявил английскому представителю в Женеве, что Советский Союз готов прийти на помощь Чехословакии, и предложил немедленно начать военные переговоры. Никакого ответа.

Хотя пораженческая пропаганда на Западе только и твердила, что «русские ничего не делают» и что, во всяком случае, если даже они предложат свою помощь Чехословакии, о проходе советских войск через Румынию не может быть и речи, мы теперь знаем, что в Киевском военном округе были в то время сосредоточены крупные силы советских сухопутных войск и авиации и что Советский Союз пришел бы на помощь Чехословакии, если бы та обратилась к нему с такой просьбой и особенно если бы Запад что-то предпринял для этого со своей стороны. Правда, 24 сентября французская армия и английский флот были приведены в боевую готовность, но уже по прошествии трех дней французский посол в Берлине Франсуа Понсе дал ясно понять Гитлеру, что ничего очень серьезного в этом нет и что на самом деле французское правительство готово фактически уступить всем его требованиям. Почетная роль «миротворца», предложившего созвать мюнхенскую конференцию, досталась Муссолини.