Россия вечная

О его мощи и величии достаточно много писалось — но здесь есть, несомненно, простор для глубинно-лингвистического и интуитивного исследования причин его глобального торжества. И это сокровище дано не просто так — оно вручено России и русскому народу для выполнения его высшей Миссии в мире. Это язык, который может выразить почти невыразимое, выразить провал, пропасть, язык, соединяющий несоединимое и проникающий в самые недоступные сферы метафизически Сокрытого — и поэтому индусы с основанием полагают его «санскритом будущего» (то есть священным языком). Одно звучание русской речи имеет в чем-то магическую силу, сочетание звуков и интонации русского голоса представляют уникальное явление в этом мире по своей красоте и, главное, по глубине «подтекста», по глубине того, что стоит за этим звучанием и интонациями. В конце концов, русский голос ведет в поразительную глубину почти невыразимых переживаний и, наконец, даже в пучину молчания, которая сама — за пределом возможностей звука. Все это запечатлевается в глубинах души.

В статье одно из самых глубоких мыслителей современной России Александра Дугина (см. А. Дугин, «Русская вещь») дана панорама некоторых тончайших особенностей русского языка. Там, кстати, отмечается мысль уникального мистического поэта России Евгения Головина — о «существовании в языке (русском) особого пласта, который находится между речью и молчанием… Это загадочный мир… странных вибраций, предшествующих фразам, предложениям, утверждениям».

«Это, таким образом, определенное распространение возможностей языка на сферу, которая находится у порога Безмолвия и Невыразимого, и это, несомненно, ведет в русскую таинственную сферу, точнее, является интонационным выражением ее некоторых черт.»[27] И далее Дугин продолжает: «Русский язык — сплошная непрерывная мантра. Контекст в нем удушает своей плотностью любое послание, событие растворяется в фоне, зеркальные аналогии подрывают логический дискурс. Русский язык — мать всех языков, потому что это не язык, а возможность языка». И он заканчивает: «Выше разума и паранойи, грязи и непорочности, времени и конца его Россия…».

Наконец, в русском языке есть не менее удивительные возможности особых «сдвигов», «алогизмов», некоторых выходов в «другой» русский язык, который кажется «странным» по сравнению с «нормальным» русским языком, но возникает параллельно ему. Никто не выразил это с такой ясностью и силой, как гениальный Платонов.

Глава седьмая Россия и Восток

Здесь придется перейти совсем к другим реалиям. Сначала о «тайном» влечении к Востоку как одной из сторон Русской Души. Оно, впрочем, общеизвестно, проявлено достаточно очевидно, например, в сфере культуры: на ум сразу же приходят имена Леонтьева, Толстого, Хлебникова, Гумилева, Клюева, Гурджиева, евразийцев, Бунина (к концу жизни) и многих, многих других.

В той или иной степени это тайное влечение коснулось почти всех, и вот удивительно — ясное доказательство этому у Лермонтова, в творчестве которого вообще как бы сконцентрировались «зародыши» русского будущего: от мистического патриотизма до зерен всей русской прозы ХIХ века (в «Герое нашего времени») и, наконец, до пророчества о гибели монархии. Вот его слова о Востоке: «Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов и для нас еще мало понятны, но там, на Востоке, — тайник богатых откровений».

В конце концов, Россия сама по себе включает в себя Восток, и Западная Сибирь (может быть, таинственное будущее России), согласно некоторым текстам и устным «преданиям» по существу, не что иное, как ее эзотерический центр.

Следовательно, тема Востока является одной из кардинальных для России.

Но в центре всей этой мистико-исторической темы первостепенно стоит для России Индия.

По какой причине? Начнем с того, что мы — индоевропейцы, точнее арии, как и индусы. Когда-то мы были вместе. Индия, таким образом, это истинная старшая сестра России.

Более глубинным является духовная близость между Россией и Индией. При всей разности воплощенных культур этих стран есть какое-то непрерывное, скрытое, тихое дыхание, поток, навеки соединивший Россию и Индию. Многие русские просто «пьянели» от этого потока и «чувства Индии», когда попадали в эту необыкновенную страну и узнавали там свою старшую сестру. Это внутреннее сходство замечалось и нашими самыми органичными, русско-утробными поэтами, как Клюев, например: «И страна моя белая Индия… Преисполнена тайн и чудес…»

«Белая Индия» — это Россия. Но в самое сердце Индии, в «Индию Духа», по выражению Гумилева, взять билет не так-то просто, многие образованнейшие европейцы, ищущие духовного прибежища в Индии и бежавшие от осатаневшего Запада, становились в тупик перед парадоксальной глубиной и запредельностью Индии Духа. В таком случае индусы пожимали плечами и говорили: «Безнадежно… Надо родиться индусом». Но мы, русские, — другое дело, мы совсем в другой ситуации.