Россия. Век XX. 1901–1964. Опыт беспристрастного исследования

В действительности все обстоит сложнее. Во-первых, идея социализма-коммунизма и определенные опыты практического ее осуществления характерны для всей истории человечества, начиная с древнейших цивилизаций Европы, Азии, Африки и Америки (до ее «открытия» европейцами). Это убедительно, с опорой на многочисленные и многообразные исторические факты, было показано в труде И. Р. Шафаревича «Социализм как явление мировой истории»[240]. К сожалению, Игорь Ростиславович уделил очень мало внимания истории этой идеи в России, ограничившись ее «торжеством» здесь в XX веке. Это не упрек (ибо вообще не очень уж корректно судить об исследовании не на основе того, что в нем есть, а исходя из того, чего в нем нет…), но именно сожаление.

Термины «коммунизм» и «социализм» в их современном значении сложились сравнительно недавно (как считается, термин «социализм» ввел французский мыслитель Пьер Леру в 1834 году, а «коммунизм» – француз же Этьен Кабе в 1840-м), и почти сразу оба эти термина были освоены русской мыслью; притом – что весьма многозначительно – о них стали рассуждать не только так называемые западники (хотя эта ошибочная точка зрения широко распространена), но в равной мере и славянофилы. Правда, А. С. Хомяков, К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин отнеслись к западным толкованиям социализма-коммунизма сугубо критически – как они относились к современной им идеологии Запада вообще; тем не менее они видели в самой этой проблеме глубокий смысл.

Хомяков писал, например, в 1846 году, что социализм (имелось в виду западное понимание социализма) «есть не что иное, как вывод… из общего воспитания человеческого духа», хотя, как он тут же оговаривал, «вывод односторонний», и «по сущности мысли своей мы… выше социализма»[241] (разумеется, западного). Еще более определенно высказался в 1848 году Юрий Самарин: «…коммунизм (опять-таки – западный. – В. К.) есть только карикатура мысли прекрасной и плодотворной. Коммунизм относится к учению об ассоциации, об организации промышленности и земледелия, о приобщении рабочего класса к выгодам производительности, как тирания к монархии»[242].

Итак, в основе социализма и коммунизма – «мысль прекрасная и плодотворная», «вывод из общего воспитания человеческого духа», но искаженные западными толкователями так же, как тиран искажает истинную суть монархического правления…

Корень проблемы в том, что для славянофилов – при всех возможных оговорках – была неприемлема частная собственность, и прежде всего частная собственность на землю (с их точки зрения земля в конечном счете должна быть государственной собственностью и всенародным владением). И, утверждая, что содержание славянофильской мысли «выше» западного социализма, Хомяков исходил прежде всего из реального существования в тогдашней России крестьянской общины, могущей стать, по его убеждению, основой плодотворного бытия страны в целом.

«Община промышленная, – писал в 1848 году Хомяков, – есть или будет развитием общины земледельческой. Учреждение артелей в России… имеет круг действий шире всех подобных учреждений в других землях. Отчего? Оттого, что в артель собираются люди, которые с малых лет уже жили по своим деревням жизнию общинною… Конечно, я не знаю ни одного примера совершенно промышленной общины в России, так сказать, фалянстера (имеются в виду опыты – впрочем, тщетные – устройства в 1830–1840-х годах “островков” социализма на Западе. – В. К.), но много есть похожего… Все это не развито; да у нас вся промышленность не развита. Народ не познакомился с машинами… Когда… устроится наш общий быт, все начала разовьются и… промышленная община образуется сама собой». Хомяков противопоставлял положение в России ситуации на Западе, где, как он писал, «стремление всеобщее и разумное встречает везде неудачу», поскольку господствующие там во всех слоях населения «нравы… не допускают ничего истинно общего, ибо не хотят уступить ничего из прав личного произвола»[243] (курсив в цитатах здесь и далее мой).

Итак, с точки зрения славянофилов Россия, в отличие от Запада, способна осуществить ту «прекрасную и плодотворную» мысль, которая лежит в основе социалистических и коммунистических учений (Хомяков говорит в связи с этим и о «всеобщем и разумном стремлении», которое тем не менее на Западе неосуществимо). И это убеждение славянофилов, как показано в ряде новейших исследований историков, позднее во многом определило – несмотря на все разногласия – социалистические программы Герцена и даже Чернышевского[244].