Россия. Век XX. 1901–1964. Опыт беспристрастного исследования

Естественно возникает вопрос о том, что «лучше» и что «хуже». С чисто фактической точки зрения на этот вопрос едва ли можно ответить, ибо для людей, подвергающихся насилиям и тем более погибающих в ходе какой-либо «акции», в сущности, безразлично, предпринималась ли эта акция ради создания более совершенного (с точки зрения тех, кто ее осуществлял) общества либо в чьих-то чисто материальных интересах. Но с этической точки зрения можно, пожалуй, утверждать, что первое имеет преимущество над вторым, – если даже признать полную иллюзорность замысла о совершенном обществе: ведь все-таки те, кто осуществляли акцию, могли верить (и верили!), что несут благо другим людям (пусть даже последние так вовсе не считали). Яркий образец иной постановки вопроса – приведенное выше напутствие пилоту, обязывающее его нанести как можно больший урон Нагасаки (где находятся к тому же пленные американцы…), ибо на бомбу затрачены колоссальные деньги!..

Дабы не было сомнений в том, что именно материальные интересы определяли мировую политику США, обращусь еще к знаменитому «плану Маршалла», выдвинутому государственным секретарем (то есть министром иностранных дел) США Дж. Маршаллом в июне 1947 года. Официальный его смысл заключался в «помощи» разоренной войной Европе, но, конечно, «план» давал возможность США во многом контролировать экономику, а в той или иной мере и политику стран, участвующих в этом предприятии. Однако редко говорится о кардинальной экономической выгоде, которую получали сами США, – хотя особого секрета здесь нет.

Современный историк раскрывает наиболее существенную причину принятия решения о «плане». В мае 1947 года заместитель госсекретаря Маршалла, Клейтон, совершил поездку по Европе и в своем докладе о ней нарисовал впечатляющую картину бедственного положения европейцев… Отмечая колоссальный платежный дефицит основных стран капиталистической Европы, он предостерегал: «Крушение Европы неминуемо и катастрофически отразится на американской экономике». Вскоре после опубликования «плана», 24 июня 1947 года, видный экономист СССР, академик Е. С. Варга, констатировал: «Решающее значение при выдвижении плана Маршалла имело экономическое положение США», которым необходима «продажа излишних (в условиях капитализма) товаров за границей, не покупая одновременно на соответствующие суммы товаров из-за границы… США в собственных интересах должны дать гораздо больше кредитов, чем они давали до сих пор, чтобы освободиться от лишних товаров внутри страны…»[832] (выделено Варгой).

Как видим, эксперты США и СССР одинаково истолковали истинную цель плана Маршалла – что делает это толкование особенно убедительным. Собственные сугубо «эгоистические» интересы играют определяющую роль во всех акциях США на мировой арене; это ясно и в наши дни.

Но даже твердо установив это, мы еще не решаем тем самым вопрос, что (говоря попросту) «лучше»: действия на мировой арене ради «выгоды» или ради какого-либо «идеала»? Об этом речь пойдет в дальнейшем.

Глава шестая Лаврентий Берия, послевоенные репрессии, сталинский культ…

Как уже не раз говорилось, первые послевоенные годы – едва ли не самый загадочный период нашей истории, что, в частности, как бы дает возможность тем или иным нынешним авторам сочинять любые небылицы об этом времени. Так, в популярном (увы!) детективе Э. Радзинского «Сталин» (1997) после сообщения о двух арестованных в 1946 и 1947 годах людях автор преподносит следующее «разъяснение»:

«Вся Москва с ужасом говорила об этих арестах: неужели снова начинается 1937 год? А он уже начался…» (с. 568. Выделено мною).

Итак, предлагается зловещая перекличка: 1937–1947… Однако ведь 26 марта того самого 1947 года был издан указ об отмене в победной стране смертной казни… И есть всецело достоверные документы, свидетельствующие, что в 1948–1949 годах в стране не было вынесено ни одного смертного приговора. Правда, 12 января 1950 года последовал указ, восстановивший смертную казнь, – по-видимому, в связи с готовившимся тогда процессом по так называемому «ленинградскому делу» (о котором еще будет речь). И в течение 1950–1953 годов имели место 3894 смертных приговора[833]. Конечно же, цифра страшная – в среднем около тысячи приговоров за год… Но если сопоставить ее с соответствующей цифрой 1937–1938 годов, когда было вынесено 681 692 смертных приговора, то есть около 1000 за день (а не за год!), – утверждение Радзинского о начавшемся в 1947 году новом «1937-м» предстает как совершенно безответственная выдумка; в сопоставленных только что цифрах, если воспользоваться модной в свое время формулой, «количество переходит в качество». К сожалению, подобного рода выдумки внедряются в сознание людей уже более сорока лет, с 1956 года.