Россия век XX-й. 1901-1939

В заключение имеет смысл перевести разговор в иную плоскость — обратиться к проблеме экономического развития во второй половине 1930-х годов. Вообще-то эта проблема еще не так давно была на первом плане в работах историков (хотя «сведение» истории к развитию экономики — едва ли плодотворное занятие), и читателям, интересующимся этой стороной дела, нетрудно обрести соответствующую информацию. И все же целесообразно охарактеризовать здесь общее состояние экономики после «1937-го», ибо оно, это состояние, по-своему подтверждает, что страшное время было все же трагедией определенного социально-политического слоя, а не народа — то есть бытия страны в целом.

Сведения, которые излагаются далее, основаны, главным образом, на уже цитированном выше объективном исследовании М. М. Горинова и на книге (кстати, заостренно «критической», что ясно уже из ее заглавия, но содержательной и сохраняющей объективность взгляда) Л. А. Гордона и Э. В. Клопова,[577] — книге, на которую, между прочим, опирался и М. М. Горинов.

В ходе совершавшегося с 1934 года «поворота», о котором подробно говорилось выше, основные показатели промышленного производства увеличились к 1940 году более чем в два раза — что являло собой в сущности беспрецедентный экономический рост. Многие ныне ставят вопрос о непомерной «цене» этого роста, которая как бы сводит его на нет, но, как мы видели, непосредственно в те годы не было — вопреки не основанному на реальных фактах «мнению» — действительно массовой гибели людей (в отличие от 1929–1933-го), — смертность была даже ниже, чем в «нэповские» 1923–1928-й годы. Другое дело коллективизация; но о ней подробно говорилось выше.

За вторую половину 1930-х добыча угля выросла почти на 120 %, выплавка стали — на 165 %, производство электроэнергии — даже на 200 %, цемента на 115 % и т. д. Не столь резко увеличилась добыча нефти — на 53 %, поскольку тогда были освоены по существу только ее бакинское и грозненское месторождения, однако в целом прирост количества энергоносителей (пользуясь популярным ныне термином) был очень внушительным. Достаточно сказать, что если в дореволюционное время Россия располагала в 5(!) раз меньшим количеством энергоносителей, чем Великобритания, и в 2,6 раза меньшим, нежели Германия, то в 1940-м СССР в этом отношении «обогнал» и первую (хоть и не намного — на 5 %), и вторую (на 33 %) и уступал только США. Примерно также обстояло дело и с выплавкой стали.

В связи с этим естественно возникает вопрос об «отсталости» дореволюционной России, — вопрос, который я затрагивал в начале этого сочинения (в главе «Что такое Революция?»). Тезис о крайней промышленной отсталости России был одним из основных аргументов в пользу Революции, которая обеспечит, мол, «свободу» для мощного экономического развития.

При трезвом подходе к делу становится ясно, что готовность к сокрушению русского государства и общественного строя из-за этого самого «отставания» представляет собой одно из проявлений столь характерного для России «экстремизма». Ибо по объему промышленного производства дореволюционная Россия уступала всего лишь трем странам мира — США, Великобритании и Германии, в которых действовала мощная энергия «протестантского духа капитализма». Еще одна тогдашняя «соперница» России — католическая Франция — если и «обгоняла» ее по объему промышленного производства, то весьма незначительно. И нельзя не признать, что резкое недовольство и даже негодование многих русских людей такой «отсталостью» (их страна делит с Францией 4-ое место в мире, а не, скажем, 1-ое с США!), — являло собой именно экстремизм.

Впрочем, в этом плане наша страна явно «неизлечима». Ибо спустя семь десятилетий после Революции, в 1980-х годах, массой людей вновь овладел подобного рода экстремизм, — хотя теперь дело шло об отставании не столько экономики вообще, сколько уровня жизни. Разумеется в так называемых «высокоразвитых» странах этот уровень намного или даже гораздо выше, чем в России, но обычно как-то забывается, что в этих странах живет всего лишь примерно 15 % населения Земли, а остальное население планеты, то есть (без бывшего СССР) 80 %(!), живет хуже или даже гораздо хуже, чем жило к 1985 году население СССР.

Экстремистское (о том, почему его следует определить именно так, еще пойдет речь) «требование» наиболее высокого уровня жизни, выпавшего на долю всего лишь одной седьмой части населения Земли, подкрепляли крикливые идеологи, основывающиеся в сущности на марксистском[578] — к тому же упрощенном, вульгаризованном — положении о решающей роли «производственных отношений»: перейдем, мол, к рыночной экономике — как у «них» — и только благодаря этому вырастет уровень жизни (ранее то же самое утверждали — иногда те же самые, но затем «перестроившиеся» — идеологи о социалистической экономике).