Россия век XX-й. 1901-1939

Тема «возмездия» решена Д. Самойловым слишком прямолинейно: вот, мол, те люди, которых «скашивают» в 1937-м, ранее, начиная с 1917-го, сами беспощадно «скашивали» других людей и потому в конце концов получили столь же беспощадное наказание. Это толкование, по сути дела, подразумевает, что в истории действует неотвратимый закон возмездия, благодаря которому насильники и палачи сами подвергаются репрессиям и казням.

Вообще-то вера в реальность такого закона существует. Супруга Михаила Булгакова Елена Сергеевна записала 4 апреля 1937 года в своем дневнике:

«В газетах сообщение об отрешении от должности Ягоды (в 1934–1936 годах — глава НКВД. — В.К.) и о предании его следствию… Отрадно думать, что есть Немезида…» (древнегреческая богиня возмездия). И даже о литераторах — рьяных «обличителях» Булгакова — в дневнике сказано (23 апреля 1937 года): «Да, пришло возмездие. В газетах очень дурно о Киршоне и об Афиногенове»[395].

Д. Самойлов (эти его суждения приводились выше) писал, что 1937 год был выполнением «предначертаний высшем воли», — то есть как бы воли Бога; но эту «волю», скажу от себя, едва ли сколько-нибудь уместно осознавать в христианском духе: речь может идти о языческих или ветхозаветном богах…

Е.С. Булгакова в записи 27 апреля 1937-го рассказывает, как встреченный на московской улице писатель Юрий Олеша «уговаривает М.А. (Булгакова. — В.К.) пойти на собрание московских драматургов, которое открывается сегодня, и на котором будут расправляться с Киршоном. Уговаривал выступить и сказать, что Киршон был главным организатором травли М.А. Это-то правда. Но М.А. и не подумает выступать с таким заявлением и вообще не пойдет…» (там же, с. 141), — то есть не хочет принимать участия в «возмездии»…

М.М. Бахтин вспоминал о судьбе следователей ГПУ, которые в 1928–1929 годах стряпали его «дело», а также «дело» его близкого знакомого — историка Е.В. Тарле; в 1938 году этих следователей расстреляли: «Тарле мне написал с торжеством: «А знаете, наших-то ликвидировали». Но я не мог разделить этого торжества»[396].

Тем не менее можно все же понять людей, которые со своего рода языческим упоением воспринимали возмездие, обрушившееся на тех, кто в конце 1910 — начале 1930-х годов так или иначе играли роль палачей и превратились в жертвы в 1937-м либо позднее (так, известный переводчик и поэт С.И. Липкин написал недавно о тех, кто во время коллективизации обличал повесть Андрея Платонова «Впрок» как «вылазку классового врага»: «Среди них мне запомнился Гурвич, впоследствии (в 1949 году. — В.К.) — несчастный, преследуемый космополит. Ветхозаветный Бог мести наказал Гурвича»)[397].

Но проблема, если вдуматься, достаточно сложна. Ведь в 1937-м погибли или оказались в заключении многие и многие люди, которых ни в коей мере нельзя отнести к категории «палачей» (о чем еще будет речь), и уже одно это ставит под сомнение «закономерность», каковую вроде бы можно увидеть в казнях вчерашних палачей, — не говоря уже о том, что далеко не все из них получили возмездие (об этом мы также еще вспомним)…

Словом, представление, согласно которому люди, принимавшие участие в массовом терроре периода гражданской войны и, затем, коллективизации, именно потому, или, выражаясь попросту, именно «за это», сами были подвергнуты репрессиям в 1937-м, уместно, так сказать, в умозрительном плане, но едва ли может быть обосновано «практически», реально; возмездие в этом смысле, в этом аспекте являет собой, в сущности, метафизическую проблему.

Но есть и другой аспект дела: именно те люди, против которых были прежде всего и главным образом направлены репрессии 1937-го, создали в стране сам «политический климат», закономерно — и даже неизбежно — порождавший беспощадный террор. Более того: именно этого типа люди всячески раздували пламя террора непосредственно в 1937 году!