"Система революционного правосудия, – показывает В. Г. Ревуненков, – исходила, во-первых, из того, что наказывать следует не только активных врагов революции, но и тех, кто в силу своей темноты и несознательности проявлял безразличие к республиканскому делу (между прочим, до прямых «правовых» формулировок этого рода в революционной России не додумались. –
И поскольку наказывать следовало и тех, кто «проявлял безразличие к республиканскому делу,… карать не только предателей, но и равнодушных… тюрьмы эпохи, – заключает В. Г. Ревуненков, – оказались забитыми не столько дворянами и священниками, сколько людьми из народа». Самой «престижной», если можно так выразиться, была тогда казнь посредством выдающегося революционного изобретения – гильотины. Она, как и другие тогдашние казни (в отличие от казней в СССР), совершалась публично, при большом стечении зрителей, что уже само по себе было жестокой терроризирующей мерой. И только посредством гильотины было публично обезглавлено не менее 17 тысяч человек, среди которых оказались, в частности, величайший ученый той эпохи Антуан Лавуазье и наиболее выдающийся тогдашний французский поэт Андрэ Шенье… Но подавляющее большинство репрессированных (и в том числе казненных) были люди из народа. Так, из числа гильотинированных дворяне составили 6,25 процента, священники – 6,8 процента, а представители «третьего сословия» – то есть прежде всего крестьяне, рабочие, ремесленники – 85 процентов! Среди гильотинированных были и мальчики 13-14 лет, «которым, вследствие малорослости, нож гильотины приходился не на горло, а должен был размозжить череп».
17 тысяч гильотинированных – это само по себе громадное количество, если учесть, что население Франции конца XVIII века было в шесть-семь раз меньше населения России начала XX века. Но погибшие на гильотине – это лишь только очень малая часть казненных. «Гильотина уже не удовлетворяла… – сообщает В. Г. Ревуненков о событиях 1793 года, – выводят приговоренных к смерти на равнину… и там расстреливают картечью, расстреливают „пачками“ по 53, 68, даже по 209 человек». Были «изобретены» и другие виды массовых казней – например, тысячами людей стали «набивать барки», которые затоплялись затем в реках, на глубоких местах.
О брошенных в тюрьмы не приходится и говорить: только "с марта по декабрь 1793 года в тюрьмах оказалось 200 тысяч «подозрительных», а в августе 1794-го «было заключено не менее 500 тыс. человек».
Я говорил уже, что Французская революция отличалась от русской более открытой, обнаженной жестокостью. Все делалось публично и нередко при активном участии толпы – в том числе и такие характерные для этой революции акции, как вспарывание животов беременным женам ее «врагов» – то есть превентивное уничтожение будущих вероятных «врагов» – или то же самое на «более ранней стадии» – так называемые «революционные бракосочетания», когда юношей и девушек, принадлежавших к семьям «врагов», связывали попарно одной веревкой и бросали в омут…
Одна из самых чудовищных страниц истории Французской революции – события в северо-западной части Франции – Вандее. Вандейские крестьяне не пожелали, чтобы их загоняли в царство свободы, равенства и братства. И, согласно оценкам различных историков, здесь было зверски убито от 500 тыс. до 1 млн. человек.
Нельзя не заметить, что нынешние – в большинстве своем весьма малограмотные – «радикалы» нередко употребляют кличку «вандейцы» для обозначения «врагов перестройки»: им уж следовало бы в таком случает не уходить за словом в далекий ХVIII век, а пользоваться словами «тамбовцы» или «кронштадтцы», ибо эти люди в 1921 году, вполне подобно вандейским крестьянам, не принимали типичного для того времени «революционного призыва»: «Железной рукой загоним человечество в счастье!».