Россия. Век XX-й (1939-1964)

Можно допустить, что Берия как-то влиял на «практику» МВД, главой которого с конца 1945 года до марта 1953-го был его бывший первый заместитель (по НКВД) С.Н. Круглов. Но нет никаких оснований полагать, что Берия в 1946–1952 годах имел возможность влиять на практику МГБ. Об этом ясно говорит, например, тот факт, что в 1951 году были арестованы по обвинению в «сионистском заговоре» оставшиеся и после 1946 года на службе в МГБ близкие Берии люди — генерал-лейтенант Л.Я. Райхман, генерал-майор Н.И. Эйтингон, полковник А.Я. Свердлов и другие, — но только став главой объединенного МВД в марте 1953 года, Берия смог освободить их из заключения и назначить на ответственные посты в своем министерстве…

Один из тех очень и очень немногих людей, которые занимали высокие должности в НКГБ-МГБ с конца 1930-х до 1953 года и вместе с тем дожили до поры широкой «гласности», генерал-лейтенант ГБ П.А. Судоплатов (1907–1996), безоговорочно утверждал, что в послевоенные годы Берия был «отстранен от курирования любых дел, связанных с госбезопасностью»[290], — отметив, правда, что, поскольку Лаврентий Павлович руководил «Спецкомитетом» по атомной бомбе, он все же имел дело с МГБ — но только по линии внешней разведки, добывавшей сведения об атомной программе Запада (там же, с. 503).

Многое из того, что известно о Л.П. Берии, не дает оснований видеть в нем (а некоторые нынешние авторы к этому склонны) «позитивную» фигуру, хотя в огромной энергии и организаторских способностях ему не отказывали подчас даже те, кто проклинали его, — как, например, академик А.Д. Сахаров, работавший восемь лет под его руководством. Но независимо от личных качеств Берии сами исторические обстоятельства складывались так, что, будучи дважды — в декабре 1938 года и в марте 1953-го — назначаем главой Госбезопасности, он оба раза имел задачу не раздуть пламя репрессий, а, напротив, пригасить его. А между апрелем 1943 года и мартом 1953-го Берия, как уже сказано, вообще не был причастен к политическим репрессиям.

Тем не менее — и в этом со всей очевидностью выражается загадочность или, скажем так, туманность нашей истории послевоенных лет — о Берии и по сей день пишут как о своего рода суперпалаче того времени, прямом виновнике гибели миллионов или хотя бы сотен тысяч (это, как еще будет показано, совершенно непомерные гиперболы) политических обвиняемых, — хотя при этом обычно добавляют, что Берия выполнял — или, вернее, «перевыполнял» — указания Сталина.

О Берии как о главном палаче послевоенного времени многократно говорится в сочинении небезызвестного Волкогонова, и наиболее странен и даже курьезен тот факт, что этот автор, ранее других получивший доступ к секретным архивам, вместе с тем цитирует сохранившееся в них письмо начальника охраны Сталина, генерал-лейтенанта ГБ Н.С. Власика. В качестве одной из главных фигур ГБ он не мог не знать истинного положения вещей. А он писал, что Сталин, «находясь на юге после войны… (в ноябре-декабре 1945-го. — В.К.), дал указание отстранить Берию от руководства в МГБ»[291] (вернее, в НКВД: официально Берия был освобожден от поста наркома ВД 29 декабря 1945 года). Тем не менее Волкогонов приписал Берии чуть ли не все политические «дела» 1946-го — начала 1953 годов!

Уже сам по себе тот факт, что главная (или, скажем, вторая по важности) роль в послевоенных политических репрессиях приписывается лицу, которое этой «деятельностью» вообще с 1943 года не занималось, неоспоримо говорит о несостоятельности множества нынешних сочинений о том времени. Вот, скажем, уже не раз упоминавшийся изданный в 1997 году опус Радзинского «Сталин», автор которого, беспардонно заявляя о своем доскональном изучении даже малодоступных архивных документов, вместе с тем утверждает, что в послевоенные годы «МГБ и МВД» были будто бы «ведомствами Берии» (с. 571), между тем как Лаврентий Павлович не «ведал» МГБ (точнее, НКГБ) с апреля 1943-го, а МВД (НКВД) с декабря 1945-го!

Кто-либо может подумать о несущественности обсуждаемого вопроса и сказать примерно так: ну, допустим, репрессиями после войны заправлял не Берия, а некие другие «соратники» Сталина, но разве это столь уж важно? Дело в том, однако, что само по себе приписывание Берии главной роли в послевоенных репрессиях, к которым он непричастен, ясно говорит о заведомой неизученности проблемы в целом. Если имеет место такое безосновательное представление о руководителе репрессивного аппарата послевоенных лет, вполне естественно полагать, что столь же неадекватны и нынешние представления о самом этом аппарате и его деятельности. Впрочем, прежде чем обратиться к этой деятельности, целесообразно прояснить вопрос о ее руководителях.

* * *