Россия. Век XX-й (1939-1964)

Обостренный интерес вызвал, например, появившийся в последние годы ряд сочинений о так называемой Русской освободительной армии и ее вожаке — бывшем советском генерал-лейтенанте Власове, который, мол, вел борьбу как против большевизма, так и против нацизма, являя собой лидера „третьей силы“, которую нередко оценивают ныне как единственно „позитивную“, призванную спасти Россию от „двух зол“ сразу. Выше цитировались иронические слова рейхслейтера Розенберга о том, что с точки зрения наивных людей война имеет своей целью „освободить „бедных русских“ от большевизма“. Начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил Германии Вильгельм Кейтель 3 марта 1941 года внес в „План Барбаросса“ следующие положения об устройстве завоевываемой на Востоке „территории“. Ее, по словам этого главного стратега, „следует разделить на несколько государств… Всякая революция крупного масштаба, — писал более способный к серьезному мышлению, чем, скажем, Ельцин или Чубайс, Кейтель, — вызывает к жизни такие явления, которые нельзя просто отбросить в сторону. Социалистические идеи в нынешней России уже невозможно искоренить. Эти идеи могут послужить внутриполитической основой при создании новых государств… Наша задача и заключается в том, чтобы… создать эти зависимые от нас социалистические государства“[25] (выделено мною. — В.К.).

Власов же исходил из того, что Германия будто бы собирается спасти русский народ от социализма. В конце февраля 1943 года его привезли в Смоленск, и во время беседы с местными жителями один из них задал Власову не ожидаемый им вопрос (напомню, что Смоленск был захвачен германской армией еще в июле 1941-го, то есть двадцать месяцев назад):

„— Почему не распускают колхозы?

— Быстро ничего не делается. Сперва надо выиграть войну, а тогда уже земля крестьянам“[26], — ответил этот борец с большевизмом (кстати, в 1930 году вступивший в ВКП(б) — будучи зрелым тридцатилетним человеком — в разгар коллективизации…).

Но вот вполне типичное распоряжение германских военных властей в оккупированной Белоруссии:

„Уборку и обмолот хлебов производить существовавшим до сего времени порядком, т. е. коллективно… Руководство уборкой возлагается на председателей колхозов, указания и распоряжения которых обязательны… К уборке хлеба привлекать всех единоличников, насчитывая им трудодни“[27].

Факты этого рода вообще-то старались замалчивать в литературе о войне, ибо они противоречили канонам, а кроме того могли получить „вреднейшее“ истолкование: колхозы — способ ограбления крестьянства, и нацисты решили пользоваться этим способом так же, как ранее большевики (которые, правда, не заставляли работать за трудодни уцелевших единоличников)…

В таком умозаключении есть определенный резон, но все-таки важнее другое: ведь, как уже сказано, германское командование собиралось сохранить на оставляемой русским территории социализм, — помимо прочего и потому, что, согласно трезвому соображению Кейтеля, „уже невозможно искоренить“ явления, вызванные к жизни „революцией крупного масштаба“. Да и цель войны состояла не в изменении общественного строя, но в подчинении России „германской мировой политике“, вернее, геополитике, с точки зрения которой социальный уклад — дело второстепенное, и если русские живут в своем социализме, пусть себе живут так и дальше; необходимо только ликвидировать их страну как геополитический феномен.

Из этого ясно, что связанное с именем Власова „движение“, которое Германия использовала в тех или иных идеологических целях (кстати, не очень уж результативно), само по себе не имело существенного значения, ибо эта пресловутая „третья сила“ вообще никак „не вписывалась“ в геополитическую коллизию, развертывавшуюся в 1941–1945 годах. И нынешние — подчас горячие — дискуссии вокруг „власовцев“ — плод крайне поверхностного понимания реальной исторической ситуации.