Россия. Век XX-й (1939-1964)

Ранее всего уменьшение доли евреев произошло на наивысшем уровне власти — в Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б). Если к концу гражданской войны, в 1921 году, евреи занимали почти ⅔ состава Политбюро, то в 1923-м — ⅖, а в начале 1926-го, после пяти «нэповских» лет, их доля сократилась до ⅓, затем и до 1/10. Страстный борец против «антисемитизма», критик и писатель А.М. Борщаговский (о книгах которого еще будет речь) возмущенно заявил в 1994 году, что Сталин «оставил» в Политбюро одного-единственного еврея — Кагановича[412].

Для сочинений этого автора характерно какое-то необычайное простодушие, даже наивность: сообщая о каком-либо факте, он нередко поистине странным образом не замечает, что сей факт имеет в сущности совсем не тот смысл, не то значение, которое Борщаговский в нем усматривает. Так, например, он пишет, что «в 1937 году меня не бог уберег, а… упрямая, абсолютная отдельность моей жизни от начальства. Тогда, в возрасте 24 лет, я, комсомолец, исполнял обязанности начальника Главреперткома Украины, был заместителем редактора, а с лета 1937 года фактически редактором ежемесячного журнала „Театр“. Аресты буквально опустошили республиканский Комитет по делам искусств…»[413]

Неужели человек, занимающий посты начальника театральной цензуры и одновременно редактора одного из главных журналов второй по статусу республики СССР, являет собой нечто «абсолютно отдельное» от начальства?! И вполне понятно, что 24-летний комсомолец смог получить столь высокие должности, которые, несомненно, входили в «номенклатуру» Политбюро ЦК КП(б) Украины, именно в силу арестов его предшественников — то есть он восседал на, так сказать, залитых кровью начальственных креслах… Речь идет, разумеется, отнюдь не о какой-либо «вине» Борщаговского, а только о его прямо-таки удивительном простодушии…

Но не менее удивительно и его возмущение тем, что всего лишь 1 из 11 членов Политбюро конца 1940-х годов был евреем. Любопытно было бы узнать, сколько же членов верховного органа власти страны, еврейское население которой составляло тогда немногим более 1 %, должны были являться евреями, чтобы А.М. Борщаговский не считал порядки в СССР «антисемитскими»?

Стоит еще процитировать сочинение другого столь же пламенного борца с «антисемитизмом» — Евгении Альбац. Она стремится опровергнуть мнение, что евреи в СССР начали испытывать притеснения только много лет спустя после октября 1917 года: «Существует миф о невероятном благоденствии евреев в постреволюционном Советском Союзе. Это неправда… Вот факты. 1923–1924 годы — в 150 городах России арестовываются три тысячи сионистов. 1928-й — в СССР запрещается публикация книг на иврите, начинаются аресты еврейских писателей[414]»[415] и т. д. Но вот выводы другого автора, который специально исследовал эту проблему — уже упомянутого израильского политолога М.С. Агурского: «… вплоть до тридцатых годов главными и почти исключительными (выделено мною. — В.К.) врагами сионизма в СССР были сами же евреи… сионисты как внутри СССР, так и в Палестине видели главными виновниками этих преследований не саму советскую политическую систему, а т. н. Евсекцию[416] и вообще коммунистов еврейского происхождения»[417]. Так что та борьба против сионизма, которая имела место в послереволюционный период и которую Е. Альбац (возможно, в силу невежества) объявляет следствием антисемитизма, была по существу внутриеврейским делом.

Обратимся теперь к возникшему во время войны недовольству сложившимся после 1917 года «еврейским засильем» во многих областях жизни страны. Например, 17 августа 1942 года в Секретариат ЦК поступила записка, информирующая о том, что из 12 руководителей Большого театра (директор, дирижеры, режиссеры и т. п.) 10 человек — евреи и только 1 русский…[418] В 1943 году секретарь парткома МГУ В.Ф. Ноздрев направил в ЦК письмо, в котором сообщал, что в предшествующем, 1942-м, «пропорция» окончивших физический факультет Университета евреев и русских составила 98 % и 2 % (!; там же, с.286).