Россия. Век XX-й (1939-1964)

Борщаговский рассказывает о долгой истории печатания сочиненного им в 1949-м — первой половине 1950 года объемистого (700 книжных страниц) романа «Русский флаг», который вышел в свет только в июне 1953 года, то есть уже после смерти Сталина. Однако из его рассказа явствует, что уже в 1950 году член ЦК и генсек СП СССР Фадеев дал распоряжения своему первому заму Симонову, секретарям правления СП А.А. Суркову и А.Т. Твардовскому, а также историку академику Е.В. Тарле написать отзывы о романе. И, не обращая внимания на вышеупомянутый «приговор» самого Маленкова, все четверо рекомендовали роман Борщаговского в печать; краткий положительный отзыв написал и сам Фадеев.

Все это было бы, без сомнения, немыслимо, если бы указание о недопущении к печати «на пушечный выстрел» продолжало действовать. А тот факт, что объявленные в 1949 году чуть ли не вне закона «космополиты» уже в следующем году так или иначе были «прощены», ясно говорит о происходившем смягчении режима.

Правда, Борщаговский в своих мемуарах пытается внушить читателем, что его роман-де не мог быть опубликован, если бы не умер Сталин. Однако из его же собственного рассказа вполне очевидно, что выход в свет «Русского флага» задерживался только из-за сопротивления главного редактора издательства «Советский писатель» Н.В. Лесючевского. Мне хорошо знакомы повадки этого прямо-таки патологического «перестраховщика», так как я «пробивал» через него в течение почти трех лет (1961–1963) книгу М.М. Бахтина о Достоевском, чья наивысшая ценность позднее была признана во всем мире. Лесючевский «сдался» лишь после того, как с помощью всяких ухищрений я побудил тогдашнего председателя СП СССР К.А. Федина подписать составленное мною от его имени весьма резкое «послание» этому уникально трусливому главреду[491].

Борщаговский, в свою очередь, сообщает, что после долгих проволочек он подал жалобу на Лесючевского в секретариат СП СССР, который 30 сентября 1952 года на заседании, каковое вел член ЦК Фадеев, принял специальное постановление, обязывающее Лесючевского немедля приступить к изданию объемистого сочинения[492], и восемь месяцев спустя, в июне 1953-го (срок вполне «нормальный» для издательской практики того времени), роман вышел в свет. И само принятие подобного постановления о книге вчерашнего «космополита» показывает, что Борщаговский был к тому времени — то есть к сентябрю 1952 года — фактически полностью «реабилитирован»; ведь нелепо полагать, что секретариат СП мог принять тогда постановление, противоречившее позиции власти!

Немаловажно затронуть и еще одну сторону дела. В сочинениях о так называемых «космополитах» они обычно изображаются как жертвы заостренно «патриотически» настроенных врагов, которых высшая власть тогда-де целиком поддерживала. Но это также не соответствует действительности. Ведь в декабре 1949 года был отстранен от своих постов секретарь ЦК и МК Г.М. Попов, который, как сообщалось выше, в январе 1949-го сыграл решающую роль в развязывании кампании против «космополитов». И есть основания полагать, что он потерпел крах именно из-за своего чрезмерного «патриотизма».

А в 1952 году один из главных противников «космополитов», дважды лауреат Сталинской премии А.А. Суров, был подвергнут постыдному разоблачению, ибо, как выяснилось, сочинял свои пьесы совместно с безымянными «соавторами»; влиятельные друзья всячески пытались замять этот скандал, поскольку дискредитировалось само «патриотическое» направление в драматургии, а критики-«космополиты» оказывались правыми. Однако Суров все же был публично опозорен, и из этого ясно, что власть не столь уж безусловно поддерживала «патриотов».

Вообще, для объективного понимания того времени необходимо ясно осознать, что Сталин относился негативно к любой заостренной «позиции». Еще в 1928 году он, говоря о «левой» и «правой» опасностях, бросил ставшие широко известными слова: «Какая из этих опасностей хуже? Я думаю, что обе хуже»[493].

Имевшая место двадцать с лишним лет спустя, в 1949-м, одновременная расправа и с «ленинградцами», обвиненными в «русском национализме», и с Еврейским антифашистским комитетом неопровержимо свидетельствует, что политика Сталина была именно таковой. Широко распространенное представление о нем как «русском патриоте» или даже «шовинисте» — сугубо тенденциозная версия, хотя ее и придерживаются совершенно разные, даже противоположные, авторы.

* * *