Россия - Век XX (Книга 1, Часть 1)

Констатация этого факта отнюдь не означает, конечно же, перекладывания вины за кишиневский погром (как и другие погромы) на евреев. Речь идет только об уяснении тяжести, даже - что уже было отмечено - неразрешимости конфликта. Ведь погромы обычно изображаются как порождение некоей иррациональной злодейской воли, чуть ли не садизма, что, конечно же, абсолютно неверно. А тот факт, что в Кишиневе совершались в прямом смысле слова зверские убийства евреев, был обусловлен, без сомнения, использованием огнестрельного оружия, которое опять-таки нарушило принцип борьбы на равных, - поскольку у погромщиков оружия не было, а евреи составляли почти половину (46 с лишним процентов) населения города.

Разумеется, и это отнюдь не снимает вину с погромщиков; дело идет только об объективном понимании ситуации. Ведь вообще-то безусловно господствует точка зрения, согласно которой евреи в конфликтах с остальным населением Земли всегда и везде, в любой стране и в любое время являли собой абсолютно ни в чем не повинные жертвы корыстных, тупых и жестоких палачей. Это, конечно, не значит, что уместно и достойно выдвигать - пусть даже со всяческими оговорками - противоположную точку зрения (что во всем виноваты-де только евреи). Поскольку погромщики обычно первыми начинали насилие, никакие последующие события не могли их "оправдать", снять с них исходную вину.

Именно так оценил ситуацию один из наиболее выдающихся идеологов "черносотенства" епископ Антоний Волынский (о нем уже не раз шла речь), который вскоре после кишиневского погрома произнес "слово" о нем, получившее широкую известность и признание. Стоило бы привести здесь это "слово" целиком, но оно весьма обширно, и я ограничусь цитированием начала.

Епископ Антоний сказал, что "доходят до нас печальные позорные вести о том, что в городе Кишиневе... происходило жестокое, бесчеловечное избиение несчастных евреев... О Боже! Как потерпела Твоя Благость такое поругание!.."76

В связи с кишиневским погромом необходимо коснуться еще одной стороны дела. Об этом погроме говорится особенно много и часто потому, что в отличие от принесших еще большие жертвы погромов 1905 года, разразившихся непосредственно в условиях Революции, кишиневский предстает как особенно прискорбный: в мирное, в общем, время были зверски убиты десятки людей. И этот погром нередко квалифицируется как одно из наиболее тяжких "преступлений русского народа". Так, историк Владлен Сироткин недавно написал послесловие к двум посвященным кишиневскому погрому документальным повестям эмигранта Семена Резника, объединенным под заглавием "Кровавая карусель". Послесловие это начинается многозначительной сентенцией:

"Читать "Кровавую карусель"... мне, русскому человеку, тяжело и больно". Далее дано следующее "объяснение" этой тяжести и боли, гнетущих "русского человека" В. Сироткина: "...главную заслугу Семена Резника я вижу в том, что он своей книгой пытается понять, почему в части русского народа... росла и набирала силу неприязнь к "инородцам", прежде всего к евреям"77.

Однако едва ли Резник в своей книге "пытается понять" именно это, так как в его повестях не раз сообщается о национальной принадлежности кишиневских погромщиков, и речь идет только о молдаванах, некоторые из коих даже не знают ни слова по-русски. Это вполне понятно, ибо Бессарабия (ныне Молдова) вошла в состав Российской империи лишь в 1812 году и не могла менее чем за столетие стать собственно "русской" провинцией (кстати сказать, после 1917 года, когда Бессарабия - до 1940 года - стала провинцией Румынии, погромы там происходили постоянно).

И еще одна деталь - вроде бы мелкая, но весьма существенная. В. Сироткин утверждает, что своего рода инициатором кишиневского погрома был, как он его не раз называет, "Павел Александрович Крушеван". Почему так торжественно? Да потому, что преследуется - сознательно или бессознательно - цель скрыть тот факт, что Крушеван принадлежал к знатному молдавскому роду, чем очень гордился, и носил чисто молдавское имя Паволаки (а не Павел).

Да, читать о кишиневском погроме и тяжело, и больно, но по меньшей мере неуместно внедрять в разговор об этом "русского человека" и "русский народ". Владлен Сироткин может, конечно, возразить, что погромы имели место в начале века и в других, более "обрусевших" провинциях, но есть все же нечто недостойное и даже зловещее в "приписывании" именно кишиневского погрома русскому народу. Ведь это совершенно то же самое, что обвинить сегодня русский народ в зверствах по отношению к гагаузам, абхазам или туркам-месхетинцам!

Столь же недостойный характер имеет и произведенное здесь же В. Сироткиным "сопоставление" России и Франции в свете двух судебных процессов - Дрейфуса, в защиту которого выступал Золя, и Бейлиса, защищаемого Короленко. "По счастью, - объявляет В. Сироткин, - сторонников Э. Золя во Франции оказалось больше, чем в России сторонников В. Короленко, и антисемиты там потерпели сокрушительное поражение... В России, увы, все обстояло по-другому..." и т.д.