И стоит еще раз повторить, что даже и в этом ясном предвидении поражения выразилось превосходство "черносотенцев" над либералами, страшившимися победы своих непримиримых противников и постоянно занимавшимися их "разоблачением" и дискредитацией.
Но самое примечательное и вместе с тем загадочное состоит в том, что и после победы Революции, когда "черносотенцы" оказались в полном смысле слова объявленными "вне закона" и их без всяких "формальностей" расстреливали, продолжалась - и продолжается до сих пор! - оголтелая атака на них, в ходе которой вдалбливается в умы представление, согласно которому "черносотенцы" были опаснейшими и сильнейшими злодеями, залившими - или, по крайней мере, пытавшимися залить - Россию "морем крови". Выше цитировалась, например, статья из "Правды" 1921 года, в которой "русские трудящиеся массы" запугивали уверением, что "черносотенцы" готовятся отправить эти массы "на плаху". При этом имелись в виду всего несколько десятков спасшихся от расстрелов и собравшихся в немецком городке Рейхенгалле "черносотенцев"...
Позднее было бы уж совсем нелепо писать о подобной прямой "угрозе", но "черносотенцев" продолжали при каждом подходящем случае проклинать и преподносить как нечто устрашающее. И, как становится вполне очевидным при изучении всех обстоятельств, главной причиной столь долгого - вплоть до наших дней - и неослабевающего натиска на "черносотенцев" являлись не выступления против Революции, но та часть их речей и статей, в которых они обращались к еврейской проблеме. Об этом неопровержимо свидетельствует уже тот факт, что, согласно нынешним представлениям преобладающего, даже, пожалуй, абсолютного большинства людей, "черносотенцы" боролись не против Революции, но именно и только против евреев.
Здесь необходимо уяснить, что к моменту начала "черносотенного" движения в силу целого ряда различных обстоятельств и тенденций установилось такое положение, что любое - именно любое - критическое суждение в адрес евреев оценивалось в интеллигентской среде как нечто совершенно недопустимое; те, кто "позволял" себе высказать публично такие суждения, становились поистине отверженными.
Об этом правдиво и ярко сказал в 1909 году в письме своему другу, известному тогда литератору Ф. Д. Батюшкову (внучатому племяннику поэта), Александр Куприн. Говоря о негативных сторонах деятельности еврейства, писатель констатировал: "... мы об этом только шепчемся в самой интимной компании на ушко, а вслух сказать никогда не решимся. Можно печатно иносказательно обругать царя и даже Бога, а попробуй-ка еврея! Ого-го! Какой вопль и визг поднимется... И так же, как ты и я, думают - но не смеют сказать об этом - сотни людей" (из числа литераторов). И закончил Куприн свое послание так: "Сие письмо, конечно, не для печати и не для кого, кроме тебя. Меня просит Рославлев подписаться под каким-то письмом ради Чирикова (русский писатель, которого тогда травила еврейская печать; см. об этом воспоминания Евгения Чирикова в "Нашем современнике", 1991, № 6. - В.К.). Я отказался"98. Тем самым Куприн как бы неопровержимо заверил правоту своего диагноза: критически отзываться о евреях невозможно.
Кто-либо может предположить, что Куприн все же преувеличивал. Но вот чрезвычайно выразительные суждения по поводу того же "дела Чирикова", опубликованные в том же 1909 году одним из крупнейших еврейских деятелей XX века В. Е. Жаботинским. Он писал, что когда Чириков и Арабажин (критик, его поддержавший) "уверяют, что ничего антисемитского не было в их речах, то они оба совершенно правы. Из-за того, что у нас считается очень distingue (благовоспитанным. - фр.) помалкивать о евреях, получилось самое нелепое следствие: можно попасть в антисемиты за одно слово "еврей" или за самый невинный отзыв о еврейских особенностях. Я помню, как одного очень милого и справедливого господина в провинции объявили юдофобом за то, что он прочел непочтительный доклад о литературной величине Надсона... То же самое теперь с г. Чириковым. Хороши или плохи русские бытовые пьесы последних лет, я судить не берусь, но г. Чириков совершенно прав, когда говорит, что глубоко почувствовать их может только русский, для которого Вишневый Сад есть реальное впечатление детства, а не еврей. Если бы г. Чириков сказал: "я не поляк", никто бы в этом не увидел ничего похожего на полонофобию. Только евреев превратили в какое-то табу, на которое даже самой безобидной критики нельзя навести, и от этого обычая теряют больше всего именно евреи, потому что, в конце концов, создается такое впечатление, будто и само имя "еврей" есть непечатное слово..."99.
Такая, в сущности, абсурдная "ситуация" была создана к началу XX века. Ныне, в конце XX века, это положение поистине доведено до предела во всех так называемых "цивилизованных" странах, исключая разве только Японию, где, впрочем, почти нет евреев. Можно бы привести бесчисленные примеры прямо-таки идиотских случаев обвинения тех или иных людей в "антисемитизме". Сошлюсь только на один.