Читаем Россия - Век XX (Книга 1, Часть 2) полностью

Разумеется, все перечисленные выше исторические ситуации имели глубокое своеобразие и существенно различные последствия. Но определенная единая "закономерность" все же просматривается. Острое и как бы неразрешимое столкновение тех или иных сил внутри страны, внутри нации, сил, каждая из которых отрицает право остальных на власть, - приводит к приглашению каких-либо "варягов" (если воспользоваться этим древним русским словом, вокруг которого идут нескончаемые споры). И в свете предложенного конечно, предельно краткого - экскурса в историю громадная роль "чужаков" в эпоху смуты, начавшейся в 1917 году, предстает, полагаю, не как нечто противоестественное.

В заключение имеет смысл сказать, что обилие евреев в тогдашней власти в определенном отношении следует рассматривать с этой самой точки зрения. В западных областях России, где евреи жили издавна и даже составляли очень значительную или вообще преобладающую часть городского населения, их едва ли воспринимали как "иностранцев". Очень характерно, например, что в Новороссии евреи, разделявшие анархистскую программу, принимали самое активное участие в, казалось бы, чисто крестьянском движении махновцев (известно около десятка евреев, игравших в стане Махно руководящие роли)142; между тем в близкой по своему духу к "махновщине" тамбовской "антоновщине" присутствие евреев едва ли можно обнаружить. И на большей части огромного российского пространства они представали в той или иной степени как "чужаки".

В этом, между прочим, своего рода нерв содержания романа, который в последние годы как бы забыт - романа (может быть, правильнее было бы определить его словом "повесть") Александра Фадеева "Разгром". В свое время это произведение чрезмерно превозносили, потом - столь же чрезмерно развенчивали. Я не собираюсь давать ему общую характеристику, но, как мне представляется, взаимоотношения главного героя "Разгрома" - Левинсона - и его отряда воссозданы писателем с замечательной точностью.

В самом начале, на первой же странице, есть емкий эпитет: "нездешние глаза Левинсона". Эти глаза "надоели" ординарцу командира - шахтеру Морозке: "Жулик, - подумал ординарец, обидчиво хлопая веками, и тут же привычно обобщил: - Все жиды жулики".

Итак, с одной стороны - "романтически" окрашенные "нездешние глаза", а с другой - "жулик-жид". Автор "Разгрома" ни в коей мере не был склонен к неприязни к евреям, и в словах "привычно обобщил" ясно выражено, что дело идет, по убеждению писателя, о "предрассудке" непросвещенного сознания. Однако вскоре, в сцене встречи с местными крестьянами, Левинсон предстает в изображении писателя, в сущности, как "жулик"; он потребовал "принять резолюцию", согласно которой бойцы отряда должны будут "помогать" крестьянам в хозяйстве: "Левинсон сказал это так убедительно, будто сам верил, что хоть кто-нибудь станет помогать хозяевам.

- Да мы того не требуем! - крикнул кто-то из мужиков. Левинсон подумал: "Клюнуло"..."

Так же обстоит дело и в отношениях с самим левинсоновским отрядом: "Всем своим видом Левинсон как бы показывал людям, что он прекрасно понимает, отчего все происходит и куда ведет... и он, Левинсон, давно уже имеет точный, безошибочный план спасения. На самом деле он не только не имел никакого плана, но вообще чувствовал себя растерянно, как ученик, которого заставили сразу решить задачу со множеством неизвестных".

И в другом месте о том же Морозке сказано: "... он старался убедить себя, что Левинсон - величайший жулик... Тем не менее он тоже был уверен, что командир "все видит насквозь"..." (между прочим, "противоречие" между этими двумя убеждениями Морозки, в сущности, весьма относительное).

Но все это, в конечном счете, основывалось на первой же "характеристике" Левинсона - на его "нездешних глазах", и сам Левинсон, как выясняется далее, "знал, что о нем думают именно как о человеке "особой породы"..."

В "Разгроме" достаточно много персонажей, но совершенно очевидно, что ни один из них не мог бы стать таким общепризнанным (несмотря даже на "критическое" отношение, на "обвинения" типа "жулик" и т.п.) командиром, как Левинсон: "Левинсон был выбран командиром... каждому казалось, что самой отличительной его чертой является именно то, что он командует"; его "все знали именно как Левинсона (выделено Фадеевым. - В.К.), как человека, всегда идущего во главе".

Я пока никак на оцениваю это воссозданное писателем - кстати, самым активным образом участвовавшим в Революции - положение вещей. Речь идет лишь о том, что главенство "нездешнего" человека, которое на первый взгляд может быть воспринято как некое "неправильное", несообразное явление, в действительности предстает, - разумеется, в тогдашних условиях всеобщей смуты и безвластия - как вполне (или даже единственно) возможное... О последствиях же этой ситуации речь пойдет в дальнейшем.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

КАКОВА БЫЛА РОЛЬ ЕВРЕЕВ В ПОСЛЕРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука