Читаем Россия выходит из войны. Советско-американские отношения, 1917–1918 полностью

К этому времени ситуация осложнилась еще одним любопытным событием, также частично вытекающим из совещания 30 ноября, состоявшегося в кабинете Фрэнсиса. После неудачной дискуссии с послом Джадсон призвал Сиссона использовать свое влияние в Вашингтоне, чтобы привлечь внимание Белого дома к отчетам, которые он, Джадсон, отправлял своему начальству в военное министерство, чтобы добиться санкционирования политики контактов с советскими официальными лицами. Генерал, очевидно, надеялся, что такое вмешательство Сиссона приведет к тому, что послу будут отправлены инструкции, дающие понять, что неофициальные контакты с большевистскими властями не подразумевают признания их власти, поэтому не видел причин для воспрепятствования. Сиссон же, мягко говоря, относился к происходящему с величайшим стоицизмом. Пробыв десять дней в Петрограде, он, переполненный собственными убеждениями, фонтанировал идеями и предложениями о том, что следует делать правительству. В дополнение к этому существует много свидетельств, что Сиссон и Баллард неоднократно совещались с Робинсом после памятного совещания 30 ноября и пришли к выводу, что старого джентльмена Фрэнсиса больше нельзя держать в Петрограде. Вопрос о том, помнил ли Сиссон письменное предписание президента остерегаться «назойливого вторжения», остается открытым, но в любом случае 4 декабря он набросал длинное послание Джорджу Крилу, содержание которого едва ли соответствовало указанию президента. Сначала он изложил потребности в отношении формулировки соглашения о перемирии, внимательно следуя взглядам Джадсона, а затем перешел к ситуации, с которой столкнулся в посольстве: «Я нашел нашего посла вне всякого самостоятельного политического видения, за исключением злости на большевиков, невосприимчивого к разумной аргументации и уговорам своих официальных советников, как военных, так и гражданских, в частности – генерала Джадсона, страстно желающего встретиться с Троцким для обсуждения условий перемирия. В этой ситуации моя собственная работа безнадежно запуталась, однако могу с уверенностью сказать, что мы ничего не добьемся при открытом разрыве между посольством и фактическим правительством России. Я рискнул применить давление, на которое только был способен, чтоб добиться от посла зыбкого согласия на единственную встречу между Джадсоном и Троцким. Генерал доложил в Вашингтон об удовлетворительных результатах этой встречи. Рекомендую немедленную разработку инструкций по установлению рабочих неформальных контактов с официальными представителями фактической власти».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное