БУДЕТ нелишним еще раз сказать о сути троцкизма как наиболее вредоносного антипартийного и антисталинского течения в СССР.
За полмесяца до XV съезда – 17 ноября 1927 года – в возрасте 44 лет покончил самоубийством истовый и неистовый троцкист Адольф Иоффе, который был принят в РСДРП (б) в августе 1917 года вместе с Троцким в составе группы «межрайонцев».
Иоффе подвизался в дипломатической сфере на ответственных постах, в 1925 году был полпредом в Австрии, потом заболел, и одной из причин самоубийства выставляют его якобы протест против того, что Сталин-де отказал ему в выезде за рубеж для лечения, мотивируя отказ дороговизной такой затеи.
Однако Иоффе оставил предсмертное письмо, адресованное своему кумиру (который был, к слову, лишь на 4 года старше Иоффе), где писал: «Я не сомневаюсь, что моя смерть является протестом борца, убежденного в правильности пути, который избрали Вы, Лев Давидович».
Как видим, болезнь Иоффе, если и послужила, как говорится, отягчающим обстоятельством, решающей причиной самоубийства не была.
Любопытный факт… Иоффе хоронили 19 ноября 1927 года на Новодевичьем кладбище, и именно эти многолюдные похороны стали последним публичным выступлением оппозиции (если не считать речей на XV съезде).
Но еще любопытнее другое. Длинную процессию возглавлял Троцкий, который держал с одной стороны под руку Раковского, а с другой – вдову Иоффе. Обычно в центре идет
«Более тридцати лет прошло с тех пор, как я утвердился в мысли, что человеческая жизнь имеет смысл только в той мере, в какой она отдана на службу бесконечности – а для нас человечество – это бесконечность. Труд ради ограниченной цели – ибо любая другая цель ограниченна – лишен смысла».
Если вдуматься, то можно понять, что это – очень страшненькая «философия», потому что это, по сути, человеконенавистническая концепция бытия, отдающая приоритет не человеку, а химере!
Троцкизм и был всегда опасной химерой для тех, кто уверовал в троцкизм искренне. При этом верхушка советского троцкизма ко второй половине 30-х годов уже не отличалась «души прекрасными порывами», зато со свойственной вождям троцкизма самовлюбленностью и самонадеянностью жаждала взять у «этого Сталина» реванш любой ценой – вплоть до союзов с Западом, вплоть до заговоров с целью убийства Сталина…
Успешным любое силовое выступление любой оппозиции быть не могло. Но обрушить Советский Союз могло, особенно в условиях возможной близкой интервенции.
Иоффе очень точно и откровенно – как-никак он писал это перед смертью – обнаружил патологическое, болезненное и высокомерное презрение троцкизма к такой «ограниченной цели», как построение социализма в России.
Реального строя в конкретной стране…
Троцкиста устраивала лишь бесконечность, но для конечного человека бесконечность тождественна, вообще-то, смерти. И если Иоффе так безответственно отнесся к собственной жизни, можно ли было ожидать от него, что он будет испытывать чувство ответственности за жизнь Державы?
Нет, конечно!