ЕЩЕ в конце 1916 года Ленин, беседуя с молодыми швейцарскими социал-демократами, говорил о социалистической революции как о деле весьма далекого будущего. Удивительного здесь ничего нет – Ленин понимал, что в России, несмотря на все более очевидный кризис, нет пока условий даже для успешной буржуазной революции, а европейское рабочее движение, опутанное паутиной соглашательского II Интернационала, не способно быстро подняться до революции социалистической.
В то время в России активно действовали так называемые «кадеты» – Конституционно-демократическая (к.-д.) партия («Партия народной свободы»). Эта политическая организация либеральной буржуазии была основана в октябре 1905 года, к 1917 году насчитывала 50 тысяч членов и выступала за установление в России конституционной монархии по типу английской.
К концу 1916 года российская крупная буржуазия, ее политические агенты в виде руководства кадетской партии и их покровители в руководящих кругах Антанты (прежде всего Англии) пришли к выводу, что неудачи на фронте и нарастающий развал тыла дают возможность «перепрячь» увязшую в войне русскую «птицу-тройку»…
То есть в начале 1917 года свалить самодержавие и установить или конституционную монархию, или – если
Имелась в виду победа на фронте.
То есть весь сыр-бор затевался прежде всего для того, чтобы Россия не вышла из войны и, истощаясь и далее, обеспечила победу англо-французской Антанте.
А технология создания «революционной ситуации» была отработана давно – не большевиками и не в России. Ведь революционная ситуация может возникать
объективно, а может и искусственноЛенин, давая свое определение революционной ситуации, верно ввел в формулу элемент «обострение выше обычного нужды и бедствий угнетенных классов». Однако обострение обострению – рознь.
Обострение народной нужды можно ведь устроить и намеренно, сознательно – за счет вполне определенной политики тех сил, которые не имеют политической власти, зато имеют мощные экономические рычаги влияния на жизнь масс.
В мировой истории обнаруживается единственный случай, когда искусственное обострение дефицитов и т. д. в целях свержения существующей власти создала сама политическая
власть – ЦК КПСС и Совет министров СССР.Но это – особая статья и особый разговор…
Во всех же остальных случаях политическую власть расшатывала в своих интересах экономическая власть.
И если кто-то думает, что технология «цветных» «революций» – это детище «мирового правительства» XXI века, то он сильно ошибается. «Оранжевые» технологии начали отрабатывать еще в период Великой французской буржуазной революции…
Именно на обострение выше обычного нужды народных масс в столице Российской империи сделали ставку верхушечные «революционеры» из числа кадетов. В целом по стране положение было не так уж и катастрофично, и два остальных элемента из ленинской формулы революционной ситуации (кризис «верхов» и значительное повышение активности масс) к началу 1917 года не были настолько ярко выражены, чтобы самодержавие рухнуло само по себе – как падает сгнившее дерево даже без бури.
Ленин задолго до Февраля 1917 года верно отмечал, что даже в эпоху кризисов старый режим никогда не «упадет», если его не «уронят». Кадеты его и «уронили», а для прикрытия верхушечного характера Февральского переворота взяли в компанию правых эсеров (с.-р. – «социалисты-революционеры) и кое-кого еще.
Февральский переворот 1917 года начался с того, что 27 февраля (12 марта по новому стилю) был образован Временный комитет Государственной думы (IV) во главе с монархистом Родзянко.
Было решено настоять на отречении императора Николая II и предложить вакантный трон великому князю Михаилу.
Однако Михаил тоже отрекся, и 2 (15) марта возникло первое Временное правительство во главе с князем Львовым.
В первом составе Временного правительства октябрист Гучков стал военным и морским министром, лидер кадетов Милюков – министром иностранных дел, эсер Керенский – министром юстиции и т. д.
Параллельно образовался Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов – началась эпоха двоевластия.
6 (19) марта 1917 года Ленин, еще находясь в Швейцарии, направил в Стокгольм написанную на французском языке телеграмму в адрес шведского социал-демократа Лундстрема для передачи большевикам, отъезжающим в Петроград.
Вот ее текст: