Не отыскивается ли ответ при сопоставлении партийной характеристики Комарова («…руководит как механическими исполнителями…») и ленинской характеристики Пятакова («…слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела…»)?
Между масштабами личности Комарова и Пятакова и занимаемыми ими постами была, конечно же, «дистанция огромного размера». Но, как я понимаю, роднило их и им подобных то, что все они имели, так сказать, «максимум амбиции при минимуме эрудиции».
Амбиции их и подвели.
И если даже у кого-то из тех, кто пошел в 30-е годы против Сталина, с эрудицией дела обстояли не так уж и плохо, то амбиции все равно имелись у них «не по разуму».
Иван Коротков амбиций не имел. Вовремя понял, что заслуги перед партией и славное революционное прошлое – не гарантия высокого положения в стране, где за годы советской власти и благодаря советской власти к высшему управлению приходят более молодые и более способные.
Оценить их идейную закалку член высшей парткомиссии Коротков может. А деловую квалификацию их пусть оценивает товарищ Сталин – ему виднее, страной руководит он.
Но так – разумно и трезво – в 20-е и 30-е годы мыслили и чувствовали не все!
Противостояло Сталину меньшинство, но противостояло оно рьяно, хотя причины всегда были мелкими…
Многократно завышенные самооценки…
«Обиды» «старых партийцев», которые начинали борьбу «даже раньше Кобы», на то, что Сталин выдвигает на первые роли других…
Просто зависть…
Вульгарное моральное перерождение, а то и еще более вульгарное моральное разложение…
Много, много было таких факторов и причин, которые вначале рождали зависть и недовольство, а потом – амбициозные заговоры…
Еще при живом, но уже не руководящем, глубоко больном Ленине Троцкий с «компанией» спровоцировал в октябре 1923 года так называемое «Заявление 46-ти», подписанное совместно троцкистами, «децистами», бывшими «левыми коммунистами» и членами «рабочей оппозиции».
Все эти группы были при их возникновении, собственно, антиленинскими.
Но Ленин умирал в Горках, и теперь эти группы оказывались уже антисталинскими, утверждая при этом, что они-то как раз и есть ленинцы.
Н-да…
«Сорок шесть» заявляли, что партийный аппарат (читай – Сталин) подменил партию, что необходимо восстановить свободу фракций и группировок, запрещенную решением Х съезда партии.
Итак, вместо дел – дискуссии?
Склоку Троцкий устроил уже на XII съезде ВКП (б), который проходил с 17 по 25 апреля 1923 года впервые без Ленина.
Тем не менее Сталин всегда исходил из того, что худой мир лучше доброй ссоры. 2 декабря 1923 года он сделал доклад на расширенном заседании Краснопресненского райкома РКП (б), где говорил о дискуссии как о признаке силы партии.
В конце же, имея в виду некоего Радзина, обосновывавшего принцип «неограниченной дискуссии» ссылкой на Троцкого, который якобы сказал, что партия – это «добровольный союз единомышленников», Сталин говорил:
«Я искал в трудах Троцкого эту фразу, но не мог ее найти. Да едва ли Троцкий мог это сказать, как законченную формулу определения партии, а если он сказал, то едва ли он поставил здесь точку. Партия не есть только союз единомышленников, она есть, кроме того, союз единодействующих, боевой союз единодействующих, борющихся на основе общей идейной базы… Я считаю ссылку на Троцкого неправильной, ибо я знаю Троцкого, как одного из тех членов ЦК, которые более всего подчеркивают действенную сторону партийной работы».
Как видим, Сталин старался быть по отношению к Троцкому лояльным.
6 декабря 1923 года все это было опубликовано в «Правде», и это был ясный, обращенный к троцкистам, призыв к
А Троцкий?
Ну, Троцкий не был бы Троцким, если бы этому призыву внял.
К слову, в реальном масштабе времени ни в РКП (б), ни затем в ВКП (б) не было в ходу понятие «сталинцы» – говорили лишь о ленинцах.
И еще – о троцкистах…
Деталь ведь показательная, как сейчас говорят –
На призыв Сталина Троцкий тут же «откликнулся» письмом в ЦК, где распинался о бюрократизме-де партийного аппарата и заявлял: