Россия за Сталина! Вождь народа против жуликов и воров

Жуков был у Сталина на совещании 20 июля в числе других, однако Мехлиса там не было — он заходил к Сталину на 10 минут до совещания.

30 июля Жуков сдал командование Генштабом Шапошникову, но распоряжение об этом получил вряд ли в кабинете Сталина от Сталина, поскольку следующее после 20 июля появление Жукова у Сталина отмечено лишь 5 августа, и опять — на совещании с участием Тимошенко, Шапошникова, Щаденко, Василевского и начальника ГАБТУ КА Федоренко.

То есть день 29 июля 1941 года Жуков описывает в своих мемуарах недостоверно. А что касается Киева, то как раз 29 июля Жуков датирует свое предложение Сталину сдать Киев.

Но реально-то острота вопроса возникла почти на месяц позднее!

В ответ на июльское предложение Жукова сдать Киев Сталин — по Жукову — вспылил, сказал, что это «чепуха». И теперь — по Жукову — вспылил уже Жуков, якобы сказал, что если-де «начальник Генерального штаба способен только чепуху молоть, тогда ему здесь делать нечего», и попросил отставки и направления на фронт…

Может, так оно и было, но вот документы свидетельствуют об ином, достоверен лишь факт замены

Жукова Шапошниковым 30 июля 1941 года. Последний не появлялся в кабинете Сталина с 22 июня 1941 года, но начиная с 30 июля был там 31 июля, 2, 3, 4, 5 августа и т. д.

МОЖНО последовательно разобрать всю историю войны, обнаруживая, что Сталин действовал в ней совсем не так ошибочно, как это представляют, и даже действовал чаще наоборот — безошибочно.

Сталин был не просто формально Верховным главнокомандующим — и царь Николай им считался… Сталин был компетентным и адекватным верховным вождем России во время самой тяжелой и масштабной ее войны.

Да, факт наличия сталинской полководческой школы позднее ставил под сомнение даже один из неплохих представителей этой школы — маршал Соколовский, Но когда и где он высказался так? А в хрущевские времена — в 1962 году, в коллективной и нормативной монографии «Военная стратегия», вышедшей под редакцией Соколовского.

Увы, не один Соколовский оказался недостойным имени, памяти и гения своего Верховного… Однако сталинская школа полководческого искусства — несомненный факт общей и военной мировой истории!

Причем суть этой школы даже не в разработке тех или иных методов стратегических операций и т. д., а в том принципе, который Сталин, как творческий марксист, внедрил и в военное дело: «Военная наука — не догма, а руководство к действию, а военная стратегия — творческое, постоянно развивающееся учение»…

Вершиной военного искусства и планирования

Сталина, причем планирования не только фронтовых операций, но и системного комплекса тылового, народно-хозяйственного обеспечения этих операций, стали некогда знаменитые, а нынче забытые, замолчанные десять сталинских ударов.

«Десять сталинских ударов» — это непрерывная серия нередко параллельных стратегических наступательных операций одного лишь 1944 года… В свое время была издана книга, которая так прямо и называлась, и хотя это строго документальный труд, он читается как величественная поэма!

Сталин лично написал или внимательно отредактировал многие из приказов Ставки Верховного главнокомандования, и прежде всего таких, которые обобщали фронтовой опыт и на этом основании определяли боевые принципы руководства войсками и организации боевых действий разных видов и родов войск.

Особенно велик, как я понимаю, личный вклад Сталина в разработку идеи и принципов артиллерийского наступления — «фирменного» «ноу-хау» Красной Армии во Второй мировой войне.

Все это можно показать, но я ведь пишу книгу не о войне, а о Сталине, а война в жизни Сталина, хотя и стала высшим испытанием, не была основным событием.

Основными были Большой Ферганский канал, горящие глаза детишек в Артеке, Магнитка, Турксиб, Днепрогэс, фильм «Чапаев», объятия Чкалова, совхоз «Гигант», первый советский (он же и первый русский!) подшипник, московское метро и московские «высотки», а в целом — ставшая одной сплошной стройкой страна…

НЕЛЬЗЯ понять крупную историческую личность, не обладая чувством историзма, во-первых, и хорошим знанием его времени, во-вторых.

Под чувством историзма я понимаю умение и способность посмотреть на события глазами современника той эпохи, которую историк описывает и анализирует. Юная девушка XXI века, восхищенно наблюдающая за натуралистическим процессом казни, безусловно должна быть отнесена к натурам развращенным и бездушным.

А юная девушка XVI, скажем, века, увлеченная повешением или четвертованием на Гревской площади Парижа?..

Для нее-то это было всего лишь вполне привычным зрелищем, и присутствие на нем не лишало ее нормального восприятия других явлений жизни тогдашнего общества.

Или — лишение человеческого существа жизни… Это — тяжелейшее испытание для любого нормального человека.