Арифметика-то не подтверждает!
Откровенный держиморда Хрущев, в отличие от Сталина органически не способный на обсуждения и не терпевший дельных возражений, под влиянием начинавших вертеть им агентов-референтов влияния уже зимой 1954 года столкнул страну на путь целинной авантюры. Она в считаные годы подорвала советское сельское хозяйство вместо его подъема, запланированного Директивами XIX съезда ВКП(б) — КПСС — последнего, подготовленного при участии Сталина.
Средства, которые должны были и могли восстановить разрушенное, но так и не восстановленное до конца великорусское, украинское и белорусское село, были развеяны целинными ветрами.
Те же, собственно, государственные деятели, которые со Сталиным, под его рукой, не всегда имея должный опыт, умели конструктивно и эффективно решать поставленные перед ними Сталиным задачи, без Сталина не сумели обеспечить, хотя имели уже богатейший опыт руководства, дальнейшего подъема и развития социализма как новой социально-экономической системы.
Почему?
Что ж, кроме всего прочего, и потому, что пигмеи-хрущевцы сумели обыграть и опередить титана…
Но разве от этого их масштаб увеличивается?
И разве титан перестает быть от этого титаном?
Дочь Сталина, уехав из СССР, написала очень неровную и нередко неправдивую книгу «Двадцать писем к другу». Но о многом она написала так, как оно и было. И вряд ли она сама поняла, что наиболее сильным и правдивым местом в ее книге оказалось описание того эпизода, когда шестнадцатилетняя Светлана 28 октября 1941 года вернулась из Куйбышева и оказалась у отца в убежище в Кремле, где собрались на совещание люди, висели карты, по которым военные докладывали Верховному обстановку на фронте… Вот этот эпизод:
«Отец не замечал меня, я мешала ему…
Наконец, он заметил меня, надо было что-то сказать… «Ну, как ты там, подружилась с кем-нибудь из куйбышевцев?» — спросил он меня, не очень думая о своем вопросе. «Нет, — ответила я. — Там организовали специальную школу из эвакуированных детей, их много очень», — сказала я, не предполагая, какова будет на это реакция. Отец вдруг поднял на меня быстрые глаза, как он делал всегда, когда что-либо его задевало: «Как? Специальную школу?» — Я видела, как он приходит постепенно в ярость. «Ах вы, — он искал слова поприличнее, — ах вы, каста проклятая! Ишь, правительство, москвичи приехали, школу им отдельную подавай!..» Он был уже в гневе, и только неотложные дела и присутствие других отвлекли его от этой темы…»
Вот он — ключ к будущему краху великой державы, Каста!
Далее Аллилуева написала тоже правдиво, безжалостно точно:
«Он был прав — приехала каста, приехала столичная верхушка…
Но поздно было говорить о касте, она уже успела возникнуть и теперь, конечно, жила по своим кастовым законам.
В Куйбышеве, где москвичи варились в собственном соку, это было особенно видно. В нашей — «эмигрантской» — школе все московские знатные детки, собранные вместе, являли собой столь ужасающее зрелище, что некоторые местные педагоги отказывались идти в классы вести урок. Слава богу, я училась там одну лишь зиму и уже в июне вернулась в Москву».
Нравственные уроды благополучно пережили войну и набрали силу уже после смерти Сталина, При Сталине не они и не их папаши определяли главный нерв жизни — если бы было так, то мы не смогли бы выстоять, победить и затем восстановить и развить страну.
Но уже при Сталине возникала гнилая «элита»…
Увы!
Была и другая сторона медали — яркая и чистая, Шестнадцатилетний Радик Руднев, сын комиссара партизанского соединения Ковпака, генерал-майора, Героя Советского Союза Руднева, всю войну провоевал рядом с отцом и, так же как отец, пал смертью храбрых в боях за свободу и независимость нашей Родины во время карпатского рейда Ковпака.