Россия за Сталина! Вождь народа против жуликов и воров

«Партия знает Ленина как примерного партийца, не любящего решать вопросы единолично, без руководящей коллегии, наскоком, без тщательного прощупывания и проверки. Троцкий касается в своей книге и этой стороны дела. Но у него получается не Ленин, а какой-то китайский мандарин, решающий важнейшие вопросы в тиши кабинета, по наитию…»

Пройдет десяток лет, и Троцкий, а с ним и вся свора ненавистников Сталина от белоэмигрантов до «правых» будут создавать уже антисталинский миф о «кремлевском тиране», «мандарине», «диктаторе» и т. д.

А Сталин в это время день за днем будет работать так, что в его кремлевском кабинете вот уж чего не будет, так это «руководящей» тишины! Он редко оставался в своем кабинете надолго один и редко — с кем-либо с глазу на глаз. Как и Ленин, Сталин был примерным партийцем не для проформы, а по сути натуры и долгу большевика. И поэтому он не любил решать вопросы единолично, без руководящей коллегии, наскоком, без тщательного прощупывания и проверки.

Сталин так вопросы и решал — обсуждая их коллективно. И принимал окончательное решение только тогда, когда коллеги по руководству от него этого решения ждали. Ведь в партийно-государственном руководстве СССР талантливых и деятельных фигур было немало, но гениальная-то фигура была одна — Сталин. Он умел видеть проблему шире и глубже других, умел быть дальновиднее других, и только поэтому последнее слово было, как правило, за ним.

Не в силу диктата, а в силу правоты.

А закончил Сталин свое выступление в защиту Ленина и ленинизма следующими словами:

«Троцкизм выступает теперь для того, чтобы развенчать большевизм и подорвать его основы. Задача партии состоит в том, чтобы похоронить троцкизм как идейное течение.

Говорят о репрессиях против оппозиции и о возможности раскола. Это пустяки. Товарищи! Наша партия крепка и могуча. Она не допустит никаких расколов. Что касается репрессий, то я решительно против них. Нам нужны теперь не репрессии, а развернутая идейная борьба против возрождающегося троцкизма.

Мы не хотели и не добивались этой литературной дискуссии, Троцкизм навязывает ее нам своими антиленинскими выступлениями. Что ж, мы готовы, товарищи».

Как показало уже ближайшее и более позднее будущее, Сталин слишком верил в чистоту помыслов многих своих коллег и в их непоколебимую идейную стойкость. Чем дальше, тем борьба большевизма и троцкизма становилась все жестче, И каждый раз ее обострял не Сталин, а Троцкий и прочие оппозиционеры, В ВКП (б) кроме «левого» уклона возникли «правый уклон» и два «уклона» по крестьянскому вопросу….

На XIV съезде Сталин, имея в виду последние, сказал: «Вы спросите: какой уклон хуже?» — и дал затем классический ответ: «Нельзя так ставить вопрос. Оба они хуже…»

Самое же худое было в том, что как «левая», так и «правая» оппозиция от «идейных» «литературных дискуссий» стала постепенно, с годами, переходить к вначале открытой, а затем — к тайной фракционной деятельности.

Потом настало время и для прямых заговоров.

А между прочим, только личная охрана Троцкого во время Гражданской войны составляла где-то полтысячи далеко не кисейных барышень-институток, И подбиралась эта охрана по принципу не преданности идеям рабочего класса, а личной преданности Троцкому, Впоследствии все эти люди сохранили если не преданность высланному из СССР «шефу», то уж, во всяком случае, недовольство и неприязнь к Сталину.

Амбициозно недовольные Сталиным всегда составляли в партии абсолютное меньшинство. Но оно, это меньшинство, было, так что с какого-то момента заговоры лично недовольных, уязвленных в своих амбициях и т. д, были неизбежны.

И все заговоры, несмотря на порой прямо противоположные цели, включали в себя планы ликвидации Сталина… Все деятельное и живое в стране все более имело фокусом именно его, и, не убрав из жизни страны этот фокус, нельзя было отвернуть страну от движения в верном направлении.

Без Сталина Россия могла двигаться вспять, вкривь, вкось, вбок — влево или вправо…

Вперед — только со Сталиным!