Россиянство

На этом этапе реальность в её подлинном виде предстаёт как комплекс обстоятельств, лишённых собственной интеграции в структуру традиции, а ирреальность, следственно, выражается в форме интегрированного в структуру традиции действия.

“Реальный” мир, если тот не может предоставить в себе естественную ирреальность, предлагает заместить её собственным же потребительским методом, предоставив и выразив удовлетворение чувства традиционного как потребность. Понимая, что традиционное есть ритуализированная, мифологическая и систематизированная структура действия, потребление, разрешая традицию традиции, предоставляет её в качестве готовых модусов: наркотиков и игр; игры, то есть самодостаточные мифологизированные субституции отличаются от наркотиков тем, что последние предстают сами по себе как самодостаточные структуры восприятия реального. Игры позволяют пережить традицию, энтеогены же позволяют традицию прочувствовать и последнее нужно неофиту, чтобы обрести осознание естества ирреального как структуры мышления. Современность будет требовать отграничить себя от массы и предстанет нелёгкий путь перед тем, кто решил встать на путь глубинной самодисциплины.

Теперь можно объяснить почему шутки про игры доставляют смех только игровому сообществу, а шутки про наркотики доступны массовой аудитории. Это связано не столько с тем, что наркотики доступнее представлены для их осознания чем игровые традиции, а с тем, что перед массой не стоит именно поиска, так как по своему преимуществу она не маргинализирована, но находится на организованной механизированной социальной периферии потребительского авангарда, в то время как уходящие в игры предстают перед нами как обратная сторона масс. Последней, за неимением чётко-выстроенных потребительских механизмов на всём протяжении условной пирамиды потребностей, что может быть обусловлено недостатком финансов, неимением сервисов и доступа к предложениям, личностными недостатками и т.д. требуется обособленная традиционная структура знания, которая к тому же может ещё действительно быть обособленной и ирреальной, так как та не претендует на отношение к “реальному” вообще. В этом заключается непосредственный интерес к фэнтези, так как такой жанр заявляет именно что об альтернативной реальности, то есть не претендует на традицию, но утверждает, что существуют такие “расколдованные” миры с мечом, магией и свойственными им потребительскими атрибутами.

Сексуальность как критика эрудици

Секс является собственностью интеллекта, являясь форменным выражением ценностей, представленных в мифе сексуального. Миф сексуального отличен от секса напрямую, поскольку секс – это коитус, половой акт.

Сексуальность находит себя как полноценная субъектная традиция; расколдованное, массовое реальное находит в себе собственную же человеческую расколдованную непосредственность, однако, чтобы дойти до отношения “человек к человеку”, субъекту необходимо преодолеть барьер социальной реальности. Порог того, что именно требуется преодолеть и выступает ценностным ориентиром сексуального, а обстоятельства выступают соответствующим мифом. Их гармония и позволяет выразить то, что понимается как “возбуждение”, оно же обеспечивает сохранность “страсти” во время продолжительных отношений, если ценностно-мифологический ориентир партнёров приведён в гармонию с обустроенным бытом. В этом смысле секс может быть представлен как один самодостаточный и демократизированный модус традиции в культуре.

Сила сексуальности не перманентна, но скрыта, так как обнаружить её можно лишь в момент, когда в собственные руки она возвращает свои отличительные властные регалии. Сексуальность неотличима ни от чего до тех пор, пока её атрибутивный символ не будет её фигурой выражен в мире, и тогда она учреждает пространство, в чью область воздействия попадает субъект. Но лишь посредством добровольного принятия её символов он приносит ей присягу во служение согласно её законам; сексуальность учреждает обстоятельства и лишает субъект его свободы, она организует пространство и назначает условия действия в нём, восседая на незримом троне. Она есть суть сам интеллект, учреждающий структуру мысли в формы и образы её власти, о которых сказать можно столь малое, сколь и можно сказать о тайне; устремленность человеческого к сексуальности есть устремлённость к знанию, выраженному в мистериальной традиции познания как доступнейшему способу обрести интеллектуальное откровение.