Российская белая эмиграция в Венгрии (1920 – 1940-е годы)

Через четыре дня после концерта в «Вигадо» будапештский зритель, наконец, увидел «гвоздь» сезона 1929 г.: 29 ноября в Городском театре состоялась премьера «Дон Кихота» с «королем певцов» в главной роли. На роли Санчо и Дульсинеи Шаляпин пригласил солистов парижской оперы М.Чэндвика и Луизу Дюбуа. Театральный и музыкальный обозреватель «Пешти напло» Аладар Тот, судя по всему, человек тонкого вкуса и широкой культуры, видел все выступления Шаляпина в Будапеште и потому мог сравнивать свои впечатления. На следующий день после премьеры «Дон Кихота» у себя в газете он написал такой отзыв: «Кто не видел вчерашнее выступление Шаляпина, не может представить – какая чудовищная поглощающая сила живет в этом русском чудо-человеке». Это означает, что в роли Дон-Кихота Шаляпин все-таки превзошел все свои предыдущие будапештские выступления. Для полноты картины стоит процитировать Тота пошире. «Ни довольно скучная музыка Масснэ, ни средней руки либретто не помешали Шаляпину достичь поистине сервантовских глубин и над всеми этими безднами парил скорее дух Достоевского, а не Сервантеса. Когда Дон-Кихот Шаляпина попадает в светское окружение Дульсинеи, превращенной либретто в куртизанку, то на ум скорее приходит образ князя Мышкина. А когда он начинает проповедовать разбойникам идеи своей жизни, то за ним мы видим тень Степана Трофимовича. А перед тем, как умереть, не таков ли он, как Алеша Карамазов, когда целует землю? Только человек, любящий жизнь во всей ее полноте, мог показать с такой непревзойденной силой холодное дыхание смерти в последнем акте ««Дон-Кихота»…Здесь целый народ, здесь воплощение души русской олицетворяет гений Сервантеса, стоящий над временами и народами. Постановка «Дон-Кихота» в Городском театре, – заключает критик, – выполнила большую культурную миссию, она позволила близко познакомиться, не с Масснэ, боже упаси, а с гением Шаляпина».

Как водится, публика – министры, банкиры, предприниматели и высшая аристократия – и на этот раз «завелась» не сразу, «загоревшись» уже после третьего акта, но зато после этого овации перешли в экстаз. Сам же виновник массового экстаза в антракте сидел в гримерной, что-то напевая и рисуя. По просьбе художника Ене Фейкса, рисовавшего портрет певца, Шаляпин сам взял в руки карандаш и четкими штрихами нарисовал лик Дон-Кихота. По воспоминаниям режиссера спектакля Виктора Долники, «король певцов», которому на следующий день после премьеры предстояла дальняя дорога в Швейцарию, а потом в Испанию, и на репетициях и на самом спектакле был как большой ребенок, одно сердце. Это было предпоследнее выступление певца в Венгрии. С 1930 г. Шаляпин стал выступать в труппе «Русской оперы» и времени на сольные гастроли оставалось все меньше и меньше.

Не все в среде русской эмиграции одобряли эти гастроли. Тот же Иван Ильин, близко знавший и очень любивший первого Народного Артиста, в своей работе «О национальном призвании России» жаловался, что не узнает «былое детище русской художественной культуры и русского утонченного вкуса» Однако, при всех нюансах, вряд ли можно отрицать тот факт, что своими гастролями по миру в те годы, и в Венгрии в частности, Шаляпин, независимо от их коммерческой составляющей, а порой и собственных желаний певца, исполнил незаменимую никем миссию посла русской культуры в самые тяжелое для своей страны время. Он до конца остался верен исторической России, так и не приняв иностранного подданства, остался гражданином своей родины, хотя и был лишен советскими властями звания народного артиста.