Однако советский режим был гораздо более последовательным в проведении модернизации, чем британцы в своих небелых колониях. Советское правительство, например, сумело добиться всеобщей грамотности даже в Средней Азии, о чем британцы не могли даже мечтать применительно к своим индийским и африканским владениям. Уже в 1939 году две трети казахских женщин были грамотными. В 1950-х годах степень грамотности в советской Средней Азии была значительной) но выше, чем в мусульманских странах Ближнего Востока. К 1970-м годам процентное соотношение мусульман и русских в советских высших учебных заведениях было одинаковым. Западный эксперт, который никак не мог быть обвинен в симпатиях к советскому режиму, утверждал в начале 1980-х годов, что «достижения советской системы образования в Средней Азии приближаются к пределам человеческих возможностей, учитывая объективные обстоятельства и низкий начальный уровень». Наступление на религиозные и культурные традиции аборигенов также было более интенсивным, чем в Британской империи. В 1924 году, например, уголовный кодекс Российской республики начал действовать в Средней Азии без каких бы то ни было поправок на местные обычаи. К 1927 году все исламские суды исчезли, Уровень экономических инвестиций также был гораздо выше. Аналог советского индустриального развития за пределами России можно найти скорее не в западных империях, а в японской политике в Маньчжурии и Корее, Подобно советскому режиму, японцы в некотором отношении полагали свою империю неким интегрированным целым и рассматривали индустриализацию Маньчжурии и Кореи как средство увеличить японскую экономическую мощь. К тому же японцы до определенной степени действовали внутри одного расового и культурного региона (по крайней мере до того, как они завоевали Юго-Восточную Азию во время Второй мировой войны), и их империя, следовательно, была более однородной и интегрированной по сравнению с Британской. Тем не менее разрыв между метрополией и колонизированной периферией в японской империи был гораздо более очевидным, чем в Советском Союзе. Неяпонцы однозначно и открыто считались в японской империи гражданами второго сорта. Колонии управлялись японскими чиновниками и генералами. Ни один неяпонец не мог занимать сколько-нибудь значимый государственный пост в Токио, что составляет впечатляющий контраст с преобладанием местных кадров на руководящих постах в советских республиках и с количеством нерусских членов Политбюро.
Это приводит нас к принципиально важному вопросу взаимоотношений между Москвой и нерусскими элитами Советского Союза. Основной принцип, не всегда соблюдавшийся при Сталине и даже впоследствии, гласил, что союзные и автономные республики были родиной определенного народа, так называемой титульной нации, которая имела преимущественное право на руководящие должности в своей республике, а также на защиту своей культуры на республиканской территории. Защищать родной язык и культуру, как правило, было проще в союзной республике, чем в автономной, особенно в послесталинское время. Волжские татары, к примеру, были культурными лидерами российских мусульман в 1914 году. Но поскольку союзные республики по идее должны находиться на периферии СССР, татары, окруженные со всех сторон российской территорией, получили только автономный статус. Это одна из причин, почему к 1985 году они уже отставали от некоторых других мусульманских народов в количестве получивших высшее образование и публикаций на родном языке, А между тем в 1913 году в Татарстане было опубликовано больше книг, чем в год смерти Брежнева.
При Брежневе представители коренных национальностей занимали множество руководящих постов в республиках, хотя лояльные (и, как правило, русские) эмиссары Москвы возглавляли военные министерства, а также довольно часто - министерства безопасности. Кроме того, иногда представители коренных национальностей занимали даже ключевые посты в республиканских политбюро коммунистических партий. Первый большой этнический конфликт, с которым пришлось столкнуться Горбачеву, - это беспорядки 1986 года в Алма-Ате, причиной которых стала отставка по решению Москвы первого секретаря Казахстана - казаха и назначение на его место русского. К тому времени такой жест уже рассматривался, inter alia как нарушение традиций и оскорбление коренного народа.