РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ

Что же касается отношений государства с ненемецкими народами, то по сравнению с внутренней политикой Австро-Венгрии и в еще большей степени с идеями австрийских марксистов советская эпоха представляется в весьма незавидном свете. Австрийские марксисты по горькому опыту своей страны отлично знали, что происходит, когда в политике начинают преобладать конфликты различных народов по поводу культуры, языка, образования и контроля над спорными территориями, Они понимали, что эти конфликты становятся особенно острыми при демократии и могут уничтожить всякую надежду на ее развитие, не говоря уже о продвижении к социализму. Эта логика стояла за их схемой «национальных университетов», которая была разработана по принципу милета, чтобы дать разным народам автономию в вопросах культуры, языка и образования.

Могла ли австрийская практика или идеи австрийских марксистов привести к национальным разногласиям (пусть и в допустимых пределах), остается спорным вопросом. Ясно только, что советское решение пренебречь моделью австрийских марксистов и взять вместо этого на вооружение федеративную систему оказалось в конечном итоге фатальным для Советского Союза, Хотя федеративная модель, и особенно та форма, которую она приняла в СССР, ни в коем случае не была единственным и безальтернативным вариантом. До 1917 года эта модель безоговорочно отвергалась большевиками, которые видели в ней угрозу единству партии и боялись, что она сделает национальные различия еще более неподатливыми и долговечными. Напротив того - большевики заявили, что намерены предоставить всем народам царской империи право на самоопределение и сохранить унитарное государство в любой стране, которой они будут управлять. Однако, оказавшись у власти, большевики кардинально изменили свое отношение к этому вопросу, К тому же самоопределение народа, чья территория была со всех сторон окружена российскими землями, в любом случае оказывалось неосуществимым. Поскольку большевики в эти первые годы остро нуждались в поддержке нерусских регионов, были в оппозиции русскому национализму и страстно желали дать миру пример социалистического равенства народов, они более или менее случайно натолкнулись на идею федерализма. И Ленин, и Сталин пришли к выводу, что это будет наилучшим практическим решением проблемы национальностей. Тем не менее решение создать в 1922-1924 годах федеративную систему республик, каждая из которых по идее обладала равными правами с Россией, в том числе и теоретическим правом на отделение, принадлежало в основном Ленину. Это один из многих примеров, который подтверждает, что стечение обстоятельств и отдельные личности имеют судьбоносное значение для расцвета и упадка империй.

Многие территориальные образования Австрии (коронные земли} не совпадали с этническими границами, что зачастую вносило некоторую путаницу в националистическую политику. Тогда как федеративные республики, созданные Москвой, были специально задуманы как национальные территории, где одна нация обладает культурной и этнической идентичностью и доминирует на правительственных постах. В конституционной теории и символически эти республики были гораздо ближе к суверенным государствам, чем австрийские коронные земли, К тому же они обладали правом на отделение. Таким образом, принимая во внимание, что все республики изначально были включены в состав Союза насильственно и это произошло на памяти еще живущего поколения, не было ничего удивительного в том, что, едва обретя минимальную политическую свободу, Союз прекратил свое существование в том виде, в каком он был задуман. Фактически советская федеральная конституция существовала только для показухи. Реальная власть принадлежала не республиканским государственным институтам, а республиканской коммунистической партии, в централизованном порядке подчинявшейся указаниям из Москвы. Но даже тот уровень автономии, которым располагали республики в 1920-х годах, мог при некоторых обстоятельствах и при условии его сохранения привести к требованиям еще большей свободы от центра. Что, безусловно, поставило бы Москву перед необходимостью серьезных компромиссов с республиками в распределении ресурсов и определении долгосрочных целей и стратегий. Отчасти для того чтобы избежать этой ситуации, Сталин отказался от национальной политики 1920-х годов и беспощадно уничтожил нерусские элиты, которые сам режим создавал и культивировал. И хотя после его смерти подобная широкомасштабная расправа больше ни разу не повторялась, страх и инерция, порожденные воспоминаниями о терроре, сыграли огромную роль в сохранении Союза и сведении на нет заложенного в федеративной системе риска распада страны. Но как только Горбачев сделал советскую политику более либеральной и объявил о своей приверженности правовым нормам, присущая советскому федерализму уязвимость стала очевидной и во многом способствовала дезинтеграции Советского Союза*