РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ

Китайская община в Малайе составляла только 35 процентов от общего числа граждан и имела более древние корни и более богатую и уверенную в себе элиту, чем индийцы Фиджи. Тем не менее представители малайского большинства настаивали на том, что территория страны принадлежит им по историческому праву и что у китайцев есть своя собственная альтернативная родина, Тунку Абдул Рахман, первый премьер-министр независимой Малайи, был членом одного из малайских королевских домов и в высшей степени типичным представителем местной верхушки времен колониального правления. По давним колониальным традициям он был вполне расположен толерантно относиться к меньшинствам и заключать с их элитами закулисные сделки. Трудно ожидать чего-то большего от популиста-националиста. Но даже ему, для того чтобы не потерять доверие электората во время первой независимой предвыборной кампании, приходилось делать акцент на исторических правах малайцев в противоположность британским планам создания новомодной многонациональной малайской территориальной идентичности: ««..что касается предложения отдать независимость в руки «жителей Малайи», надо понять, кто является «жителем Малайи». Эта страна была отнята у малайцев, и малайцам же она должна быть возвращена. Не ясно до сих пор, кто такие «жители Малайи», так пусть же сами малайцы и ответят на этот вопрос». После обретения независимости в вопросах языка и гражданства в Малайе гораздо более великодушно относились к китайцам, чем в Прибалтике - к русским. Что же касается политических прав, то китайцы в Малайе находились примерно в таком же положении, как русские в Казахстане. Государственная и политическая власть находится в руках этнических малайцев и существует для этнических малайцев - такой с самого начала была неписаная малайская конституция. После китайских погромов 1969 года она была узаконена и подтверждена решением Национального консультативного совета запретить общественные или парламентские дискуссии по вопросам, касающимся языка, гражданства и политического господства малайцев. И малайцы, и жители Фиджи выразили бы свое одобрение латвийской декларации суверенитета от 1989 года, в которой говорилось, что Латвия является «единственным местом на земле, где латышская нация в полной мере осуществляет свое право на государственность и может развивать без помех латышский язык, национальную культуру и экономику».

Гораздо труднее делать постимперские сравнения в отношении двух оставшихся бывших советских республик - Белоруссии и Украины. Независимость Белоруссии в значительной степени является историческим казусом, В республике никогда не было сколько-нибудь серьезной традиции государственности и, наоборот, всегда было довольно слабое чувство национальной идентичности. По языку и культуре она близка к России* Ее советская идентичность во многом сформировалась под воздействием страданий, пережитых во время Второй мировой войны, а также из-за поздней, но относительно успешной (по советским стандартам) индустриализации 1960-1970-х годов. В марте 1991 года белорусы голосовали за сохранение Союза, но в любом случае шансы на быстрое получение легитимности независимой Белоруссией упали до нуля во время последующего коллапса российской экономики. В 1994 году на относительно свободных и справедливых выборах население избрало своим президентом Александра Лукашенко, молодого коммуниста, бывшего председателя колхоза, Будучи хорошим оратором, Лукашенко избрал популистское, антикоррупционное направление для критики своего оппонента, выдвинутого коммунистическим истеблишментом, и выказывал такую политическую искушенность и приверженность демократии, которые только можно было ожидать в этих обстоятельствах. Он стал сторонником союза с Россией, и между республиками был заключен ряд соглашений- В принципе, в Российской Федерации, где достаточно места, чтобы приютить гораздо более чуждых ей татар, башкир и якутов, нашелся бы уголок и для самостоятельной белорусской идентичности. Однако, обретя наконец вожделенную независимость, небольшая, но влиятельная националистическая интеллигенция не могла допустить ее утраты и в случае воссоединения оказалась бы источником крупных неприятностей для России. Есть и другие серьезные препятствия воссоединению. Когда государства уже разделились, довольно трудно снова собрать их вместе. Мелочные амбиции правящих элит могут стать большой проблемой. Весьма сомнительно, что Лукашенко захочет стать простым президентом одной из российских автономных республик, и еще более сомнительно, захочет ли российская элита предложить ему какой-то более подходящий вариант. Точно так же остается неясным, входит ли в российские интересы намерение вновь присоединить к себе беднейшую из республик, экономика которой остается полностью не реконструированной и абсолютно советской по своим методам,