Российская империя была гибридом. В ней сочетались черты европейских морских империй и особенности автократической материковой империи, уходящие корнями в античность. Россия продолжала традиции европейской экспансии вовне, оставаясь периферийным и отсталым в экономическом и политическом отношении государством, больше похожим на некоторые британские небелые колонии, чем на саму Британию. Даже в 1900 году Россия отставала от Китая по уровню механизации сельского хозяйства и его продуктивности. Царская империя, по сути дела, состояла из многих империй. Ее различные районы отличались как небо и земля. Некоторые ее регионы вполне сравнимы с европейскими заморскими колониями, применительно к другим такое сравнение выглядит совершенно диким. Иногда взгляд на отдельные российские реалии вызывает весьма неожиданные и интересные параллели: например, в свете российских межнациональных проблем можно по-новому взглянуть на взаимоотношения Лондона, Ольстера и ирландских католиков, С другой стороны, многие элементы царской империи являются suigeneris. Трудно, например, найти в других империях достойный аналог Уралу - колонизированной территории, остававшейся центром российской тяжелой промышленности как в восемнадцатом, так и в двадцатом веке, И даже если судьбы Украины и Шотландии имеют некоторое сходство, первая, принимая во внимание ее стратегическое положение, численность ее населения, потенциал сельского хозяйства и тяжелой промышленности, значила для Российской и советской империй гораздо больше, чем Шотландия для великой викторианской всемирной империи, управляемой из Лондона.
Sui generis (дат.) - здесь: редкостный, уникальный.
Взлет и падение Российской и советской империй зависели от многих факторов, среди которых существенную роль играло международное положение. России и впоследствии Советскому Союзу приходилось существовать в крайне неблагоприятной международной обстановке, где они постоянно оставались более слабыми, чем некоторые их соперники. Масштабы и причины этой относительной слабости были различными в разные времена. При Петре I и Екатерине II этот разрыв значительно сократился, и в течение некоторого времени Россия даже считалась ведущей военной державой - во всяком случае в Восточной и Центральной Европе. В первой половине девятнадцатого века индустриальная революция резко изменила баланс сил в пользу Западной Европы, а затем и Германии. При Сталине и в первые годы правления Хрущева Россия снова, казалось, превзошла многих из своих великих соперников, но лишь для того, чтобы безнадежно отстать в эпоху компьютеров и микрочипов.
Но не одни только экономические факторы при всей их серьезности определяли место России среди великих держав. Очень многое также зависело от конкретной политической расстановки сил и постоянного соперничества между основными действующими лицами на мировой арене. В восемнадцатом веке Россия располагала относительной свободой рук и умело использовала, во-первых, соперничество Австрии и Пруссии и, во-вторых, соперничество Франции и Британии. Поражение в Крымской войне было во многом результатом того, что Британия и Франция впервые объединились в войне против России, что сделало ее береговую линию чрезвычайно уязвимой для союзного десанта. Начиная с 1879 года австро-германский союз стал представлять для России еще более опасную угрозу, поскольку потенциальный враг находился в непосредственной близости от русских границ и от важнейших политических и экономических центров Российской империи. Западные историки десятилетиями не могут решить вопрос, произошла бы в России революция, если бы не было войны, и каким в этом случае мог оказаться государственный строй царской России - конституционно-демократическим или большевистским. Исходя из причин, изложенных в этой книге, мне кажется, что в 1914 году ни конституционная демократия, ни большевизм не должны были оказаться у власти в России. Трудно сказать, произошла бы там социальная революция, если бы не было войны, но еще труднее представить себе, что самодержавная монархия могла долго протянуть в двадцатом веке* Мне кажется очевидным, что в мирное время великие державы никогда не позволили бы России отделиться от Европы, отказаться от своих долгов и объявить себя колыбелью мировой революции. Мне кажется, что в союзе с антибольшевистскими силами внутри мирной России возглавляемая прусской армией международная интервенция определенно была бы в состоянии задавить большевизм в зародыше.