Российская империя и её враги

ОЧЕВИДНО, ЧТО ДО ЭПОХИ ПЕТРА I (ВЕЛИКОГО) представления российской элиты о степях, Азии и неевропейском мире значительно отличались от западноевропейских. Почти до самого конца пятнадцатого века россияне были подданными нехристианской степной империи. И даже после распада этой империи они далеко не всегда превосходили в военном отношение как правило, враждебные мусульманские и кочевые народы, окружавшие российские южную и юго-восточную границы. Многовековое пребывание в составе в татарской степной империи породило также определенное сочувствие и уважение к методам и ценностям ее дипломатии, способам войны и управления. Многие мусульманские и кочевые князья и знать поступали на русскую службу даже без предварительного обращения в христианство. Когда в 1598 году прекратила свое существование московская династия и наступили годы хаоса и безвластия, обращенный татарский князь, потомок Чингисхана, стал реальным претендентом на русский трон. Даже на рубеже семнадцатого века для московской элиты, как и для многих других бывших подданных татар, происхождение по прямой линии от Чингисхана имело огромное значение. Императорская кровь в сочетании с православием придавала претенденту значительную легитимность в глазах россиян.

По всей видимости речь идет о Борисе Годунове (1552-1605), чей род происходил от татарского мурзы Чета, принявшего в XIV веке крещение и поселившегося на Руси.

Менталитет российской элиты изменился во время правления Петра I. Ориентация на Запад принесла российской аристократии западное отношение к кочевникам и азиатам. Русские в целом усвоили европейский взгляд на историю и прогресс. Неевропейцы перестали считаться просто язычниками и не заслуживающими доверия грабителями: теперь к ним относились просто как к отсталым народам и, следовательно, потенциальным объектам для цивилизующей миссии. Очень важным фактором, сильно упрощающим такой подход^ стало усиление России при Петре I, которое только продолжалось при его преемниках. Ощущение превосходства в силе и предвкушение легкой победы над неевропейцами были ключевыми составными элементами европейского имперского высокомерия, и со временем элита царской России стала разделять эти чувства. Подобное отношение к перспективам Российской империи в Азии, преобладающее среди российской элиты восемнадцатого и девятнадцатого веков, хорошо знакомо каждому ученому, занимающемуся европейским империализмом, так же как и стереотипы поведения, в которых оно выражалось.

Сразу же после начала российской экспансии в Закавказье царский главнокомандующий генерал Цицианов задал тон российской политики в азиатской империи почти на весь период ее существования. Сам Цицианов, потомок грузинских князей, оправдывал политику экспансии (которая впоследствии должна была принести ему личную славу) открытыми обвинениями непокорных местных царьков и поддерживающих их «персидских мерзавцев» в «азиатской измене», Несколькими годами позже генерал Ермолов, наместник Кавказа при Александре I, оправдывал широкомасштабный террор против коренных горных жителей в следующих выражениях: «Снисхождение в глазах азиата – знак слабости, и я прямо из человеколюбия бываю строг неумолимо. Одна казнь сохранит сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены». Через шестьдесят лет другой знаменитый военный герой, генерал Скобелев10, принес имперский мир военным племенам туркменов и завершил захват Средней Азии уничтожением целой армии, которая обороняла против него Геок-Тепе. Позже вице-король Индии лорд Керзон, знакомый с методами колониального правления не понаслышке, утверждал, что «ужасное впечатление от этого массового убийства при Геок-Тепе переживет поколения». В 1890-х годах экспансионистские устремления России обратились на Дальний Восток, что привело ее к конфликтам с Японией и Китаем. Пытаясь оправдать в 1897 году сначала организацию европейской коалиции, направленной на изгнание Японии из Порт-Артура, а потом и российский захват этого порта у Китая, министр иностранных дел граф М.Н. Муравьев утверждал, что, «как учит история, восточные народы больше всего уважают силу и мощь». Впрочем, в этом конкретном случае восточный народ, а именно японский, смог обратить это утверждение в свою пользу, нанеся российскому империализму сокрушительный удар в 1904-1905 годах и повторив потом свой успех в войне против Британской империи в 1941-1942 годах.