Эта опасная игра закончилась плохо. В 1666–1667 годах Собор с участием зарубежных православных патриархов, которым «помогли» разобраться в ситуации, встал на сторону царя, не пожелавшего быть «луной» при патриархе-«солнце». Никона лишили патриаршества и священства, сняли клобук и панагию, отправили простым монахом в Ферапонтов монастырь.
Никону удалось перенести все тяготы заточения и пережить царя Алексея Михайловича. Низложенный патриарх даже получил некоторое моральное удовлетворение. Алексей Михайлович незадолго до своей смерти попросил у бывшего наставника прощения, но Никон ему отказал.
Умер Никон в Кирилло-Белозерском монастыре, но похоронен был в Новом Иерусалиме, который сам отстроил в бытность патриархом. Через 19 лет после смерти Никона умер десятый по счету патриарх Адриан, но Петр I не спешил подыскивать кандидата на патриарший престол. Он просто упразднил сам престол и создал Святейший Синод для управления делами церкви. Огосударствление русской православной церкви было осуществлено в самой жесткой форме. Об амбициях Никона русское духовенство, наверное, не раз с горечью вспоминало вплоть до 1917 года, когда патриаршество было восстановлено.
К тезису «священство выше царства» Русская православная церковь вернулась в 1917 году. «Режим правительства был в последнее время беспринципный, грешный, безнравственный, – писал епископ Уфимский и Мензелинский Андрей (Ухтомский). – Самодержавие русских царей выродилось сначала в самовластие, а потом в явное своеволие, превосходившее все вероятия». Священный Синод обвинял царское правительство в том, что оно довело Россию «до края гибели», вследствие чего «народ восстал за правду, за Россию, свергнул царскую власть, которую Бог покарал за все ее тяжкие и великие грехи». «Церковь фактически отказалась защищать императора». Все эти суждения приведены в монографии М. А. Бабкина[42]
, вызвавшей большие споры среди специалистов.В ретроспективном плане с учетом нынешнего положения Русской православной церкви в России некоторым современным идеологам будет, наверное, трудно признать, что в марте 1917 года церковь вслед за армией, полицией, жандармерией предала своего вождя, руководствовалась принципом «падающего – толкни». Николай II, допустивший, терпевший и защищавший распутинщину, другого отношения, собственно, и не заслуживал. Современные идеологи вряд ли поддержат рассуждения о революционности хотя бы части духовенства в 1917 году, о «церковной революции», происходившей в 1917 году. Не принято говорить о том, что в корпусе священнослужителей всегда были не только рядовые священники, которые честно и зачастую в трудных жизненных условиях выполняли свой долг, но и высшая прослойка, епископат, которая привыкла приспосабливаться к политической конъюнктуре и использовать все возможности для усиления своего влияния, для победы принципа: «священство выше царства».
Во всяком случае два факта представляются бесспорными и весьма показательными. С Николаем II и его семьей в тобольскую ссылку не поехал ни один священнослужитель. Восстановить патриаршество Русская православная церковь смогла только в революционном 1917 году.
Чин чина почитай
Не помню, от кого впервые довелось услышать поговорку «От бобра бобренок, а от свиньи – все вшивый поросенок». В советском обществе официально провозглашалось социальное равенство, говорилось, что перед молодежью «открыты все дороги, все пути». Но в то же время было известно, что путь в МГИМО (Московский государственный институт международных отношений), в МГУ (Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова) или ЛГУ (Ленинградский университет им. А. А. Жданова) для детей «простых советских людей» был закрыт наглухо. Советская знать (номенклатура), дети которой учились в привилегированных учебных заведениях страны, жила по своим законам, ею же установленным.
И возникла эта система не в советское время, а давным-давно, в XVI–XVIII веках. Еще В. О. Ключевский отмечал, что Московское государство отличалось «тягловым, не правовым характером внутреннего управления и общественного состава. Сословия различались не правами, а повинностями». Человек в государстве «превратился в солдата или работника, чтобы под руководством командира оборонять Отечество или на него работать»[43]
.Формирование сословной системы в России заняло несколько веков. В период Древней и ордынской Руси можно говорить о достаточно сложной социальной стратификации (разделении общества на различные слои – страты). Но различия между социальными группами в X–XV веках еще не приобрели характера непроницаемых перегородок. В Московский период (XVI–XVII века) сословное деление стало приобретать достаточно четкий характер, а со второй половины XVIII века стало жесткой системой.