Российская Зомбирация (СИ)

-Центр снабжает солдат очень редко, продуктовых ресурсов кое-как запасли на зиму. Поэтому солдаты закреплены за той местностью, где проживают. Население несет “необязательную” повинность – обязано выполнять продуктовую норму, как при хлебозаготовках. Столько-то килограмм овощей, масла, мяса, круп. Кроме нормы существует так называемый продуктовый солдатский налог. Это то, что сверх пайка с помощью силы самостоятельно забирают солдаты у крестьянина.

Я всегда знал, что история развивается по спирали и циклична. То, до чего один раз додумалось человечество, неминуемо повторится.

Мы, молча, посидели с полчаса. Я переваривал вкусные планы по добыче драгоценного оружия, с помощью которого можно будет безбедно жить целую вечность. Правда, власть сразу же расстреливает любого человека с нелегальным вооружением, но никто не отменял взятки, а кому не охота при нашествии мертвецов, получить бесплатно цинковый ящик с патронами? При этом я совершенно забыл, что нахожусь не на свободе, но, да ничего серьезного мне грозить не могло. Люди обеспокоены тем, как спасти свою жизнь.

Феликс, что-то шептал в руки и мотал головой. Он был поражающе похож на зомби, видимо работа в школе обратила его в забитого доходягу верней чем укус мертвеца. То-то он не сильно жалел своих учеников.

Вот она – жизнь после Зомбикалипсиса! Я давно не видел живых, а он с три дня шел по дороге. И никого из нас больше не тянет говорить. Наш бензобак разговора полон, и черная стрелка на красном поле диалоговой сытости. Все-таки мы слишком индивидуалисты, когда время требует коллектива.

Хотя мне и так неплохо.

Через стенки помещения пробился треск пулеметной очереди.

-Опять по банкам, – уловив мой обеспокоенный взгляд, ответил Феликс, – или по людям стреляют. Второй день здесь сижу, наслушался.

Но пальба не прекращалась. Теперь, средь грохотания пулемета можно было услышать сухие щелчки “Макарова”, отборную поросячью ругань жирного лейтенанта, дымное лаяние АК на перевязи у сержанта.

-Что-то мне это не нравится, – пробормотал Феликс, – обычно все кончается за полминуты.

Я уже давно растянулся на грязном полу и дергал за штанину учителя:

-Ложись, идиот. Чему там только на твоих курсах учили.

Порой чувствую себя матерью Терезой.

В пулемете кончилась лента, пока перезаряжали основной солирующий инструмент, отчетливее стала слышна паническая ругань лейтенанта:

-Ворота, сука, закрывай! Ворота при, иначе все здесь погибнем на хрен!

-В задницу эти сраные ворота, валить надо!

-Стой, сука! Стоять!

Часто и сухо защелкал пистолет и больше не стрекотал автомат, зато вновь отборной громовой руганью расцвел пулемет. Стреляли явно неумело, пораженные страхом – длинной, нескончаемой очередью, вместо того чтобы наносить короткие, точные срезки, как при жатве серпом. Потом раздалось несколько мощных хлопков, словно лопались громадные воздушные шарики, наполненные гремучим газом, всё на несколько секунд затихло, и тоскливая, пороховая тишина окутала нас с Феликсом.

-Конец? – забито прошептал он, – кончилось?

-Ответных выстрелов не было, значит это не рейдеры. А наша усиленная милиция не настолько тупа, чтобы расходовать такое количество патронов на простой грабеж, да и не настолько обленилась, чтобы не отразить атаку десятка буйных.

-Надеюсь.

В зомбятник проник гул. Тянущее, утробнее бормотание, словно бесперебойно работающая вытяжка. Шум нарастал, креп, усиливался, распадался на десятки отдельных источников, будто летящих по небу самолетов. Я безошибочно определил, что “Это” такое. Неожиданно, как смычком по скрипке, резануло извечно-лейтенанское:

-Су-у-у-ка! Су-у-ка!

Затопали смачные, жирные шаги и было отчетливо слышно, как колыхалась приближающаяся к нам потная туша. Лейтенант Куропаткин с воем и слезами на глазах забежал в помещение. Не потрудившись закрыть за собой дверь, он рванул к зомбятнику, одновременно матерясь и плача, пытаясь дрожащими руками открыть замок.

Феликс на всякий случай вновь притворился овощем. Мент, с судорогой на лице, искривившее изломом этот громадный, окровавленный пяточек на две пропасти, забежал в клетку и закрыл за собой дверь. В руке у него был зажат пистолет.

-Товарищ лейтенант, – осмелился спросить я, – что случилось?

Он посмотрел на меня взором полным уничижительного превосходства и ответил, глотая слезы, быстро и злобно:

-А ты сейчас сам увидишь. И эта сука, – он ударил Феликса по ребрам, – тоже скоро своих дружков увидит.

Мне больше не нужно было подтверждений. Я встал с ногами на центр скамейки и прижался к шероховатой, как кошачий язык, стене. Кивком головы показал шатающемуся и нахохлившемуся от злобы Феликсу, что надо сделать тоже самое.

Гул распался на две половинки: чавкающую снаружи и приближающуюся к нам. Та, которая двигалась к нам, волновала меня больше других, так как она явно чувствовала кровь, выступившую на лице лейтенанта.

-Надо было закрыть дверь и придвинуть к ней стол, – сухо сказал я, – они бы не прошли.

Лейтенант молчал, забившись в угол клетки и опустив отъетую задницу на забрызганный фекалиями пол. До нас тут держали трупов.