Российские самодержцы. Екатерина II. Иван Грозный

«Поход на Петергоф» обеспечил Екатерине не военный, а скорее моральный триумф. Высшие сановники империи один за другим покидали стенающего императора под предлогом лично выяснить положение дел в Петербурге. Так у Екатерины появились сначала канцлер, затем вице-канцлер, множество сенаторов и генералов и присягнули ей. Своему супругу новая императрица послала собственноручно написанный акт об отречении, который он должен был переписать и поставить свою подпись. Он немедленно это сделал. Сановные фразы этого акта гласят: «За короткое время моего самодержавного правления… я понял его тяжесть и груз, которые непосильны для меня… Этим я торжественно объявляю без ненависти и без принуждения не только Российской империи, но и всему миру, что я отказываюсь от правления Российской империей до конца моих дней. Пока я жив, я не хочу править Российской империей ни как самодержец, ни в какой-либо иной форме и никогда и ни с чьей помощью не буду этого добиваться. В этом я искренне и без лицемерия клянусь перед Богом и всем миром».

Примечательно, что бывший император в этой короткой грамоте был вынужден дважды повторить свой отказ и сделать это заявление — опять-таки дважды — «перед всем миром». Чувствуется стиль Екатерины, которая всегда была озабочена реакцией мировой общественности. Далее, примечательно, что подчеркнуто исключается также соправление. Впрочем, Петр питал по этому поводу некие обманчивые иллюзии. Наконец, характерно, что Петр III ни разу не именуется супругом новой императрицы. После подписания документа Петр был арестован и до того, как для него будет приготовлено помещение в Шлиссельбургской крепости, доставлен в поместье Ропша под надзор тогда 25-летнего Алексея Орлова.

В Петербурге радостное событие отмечалось обильно. Народ, а особенно чувствовавшие себя героями дня солдаты-гвардейцы не удовлетворились бесплатно выдававшейся с государственных складов водкой, а еще и разграбили несколько частных водочных лавок. Два года спустя императрице пришлось выплатить пострадавшим возмещение в размере 24300 рублей.

Кровавая развязка

Екатерина больше не видела своего супруга. Впрочем, она получила от него жалобное письмо. В нем он умолял оставить ему «его единственное утешение», а именно его метрессу, графиню Воронцову (неинтеллигентную и некрасивую старшую сестру княгини Дашковой). Екатерина отказала, чтобы, как она утверждала, «избежать скацдала», зато исполнила три других его желания и послала ему скрипку, мопса и — благоразумно — его врача.

Через неделю императрица выпустила следующий манифест: «На седьмой день после того как Мы взошли на всероссийский престол, Мы получили известие, что бывший император Петр III… заболел тяжелыми коликами. Памятуя о Нашем христианском долге и о священных заповедях, которые предписывают Нам заботу о жизни ближних, Мы сразу же приказали послать ему все, что… необходимо для скорейшей врачебной помощи. Но к Нашему величайшему горю и сердечной скорби вчера вечером Мы получили известие, что он по воле Высочайшего Господа усоп».

Современникам и в России, и за границей было тяжело поверить в правдивость этого рассказа. В том, что сердечная скорбь была лицемерной, не сомневался никто. Даже сын Екатерины, Павел, до самой смерти своей матери считал, что она приказала убить его отца. После ее смерти он нашел в ее письменном столе сообщения Алексея Орлова, которые ее относительно оправдывают. Орлов писал:

«2 июля:… Наш изверг заболел, и я боюсь, что он умрет уже этой ночью, но еще больше я боюсь, что он вновь оживет…»

«6 июля: Матушка, милосердная императрица! Как мне объяснить, описать, что произошло. Ты не поверишь своему верному рабу, но я скажу правду, как перед Богом… — Матушка! Я готов к смерти, но сам не знаю, как произошло несчастье. Матушка! Его больше нет в живых… Он заспорил за столом с князем Барятинским; мы не смогли их разнять, и вот его уже не стало… Имей милость ко мне и ради моего брата… Я света белого не хочу видеть. Мы рассердили Тебя и навеки погубили наши души».

Чтобы опровергнуть сразу же возникшее подозрение в отравлении, Екатерина приказала вскрыть тело Петра, но «не нашли ни малейшего следа отравления». Во всяком случае, Петр III задушен. Поручение обследовать тело задушенного на предмет отравления, полагает Хедвиг Флейшхакер (1957), полностью соответствовало характеру Екатерины.