Российские самодержцы. От основателя династии Романовых царя Михаила до хранителя самодержавных ценностей Николая I

III. Внешняя политика при царе Михаиле Феодоровиче

С утверждением на престоле новой династии Московскому государству пришлось строиться вновь не только во внутренних, но и во внешних отношениях. Москва в эпоху Смуты потеряла слишком значительную и ценную часть государственной территории и утратила свое прежнее международное значение. На западной границе она оказалась отброшенной назад ко временам, предшествовавшим деятельности Иоанна III: потерян был Новгород, закрыт путь к западному морю; потерян Смоленск, утрачена земля Северская, отрезаны пути в Поднепровье. Соседи стремились закрепить за собой захваченные области и до конца использовать создавшиеся условия, отказываясь признать совершившийся факт – восстановление на Москве царского престола. Внутренняя Смута слишком тесно сплелась с отношениями к западным соседям; не уладив их, было невозможно одолеть и внутреннюю Смуту. Смута проложила путь иностранному вмешательству в русские дела, и оно поддерживало врагов восстановляемого порядка. Борьба была неизбежна; она и не была прервана избранием Михаила. Шведы держали северо-запад, и король Густав Адольф даже мечтал, захватив Псков и Холмогоры или Соловки, отрезать Москву от обоих морей. В 1614 г. он лично явился на театр войны, взял Гдов, в следующем году осадил Псков, но, потерпев здесь неудачу, согласился на переговоры. Долгие пререкания представителей обеих сторон закончились заключением 27 февраля 1617 г. «вечного мира» в Столбове, на реке Сяси. Москва по этому договору уступала шведам Ивангород, Ям, Копорье, Орешек с уездами и уплачивала 20 тыс. рублей. Шведский король, стремившийся к господству Швеции на Балтийском море, был весьма доволен этим результатом, тем более что царь отказался от всяких притязаний на Лифляндию и Корелу. Но и в Москве были рады миру, вызволившему Великий Новгород. Теперь были развязаны руки для дела еще более настоятельного – борьбы с королем польским. Московское правительство возобновило ее еще в марте 1613 г., послав ратную силу на оборону и очищение западных областей. Но сил на энергичное наступление не хватало, война тянулась вяло. По счастью, и противник, отвлеченный турецкой опасностью и раздорами короля со шляхтой, лишь отстаивал захваченное и даже не был в силах отбить ничтожные силы русских воевод, тщетно стоявших полгода под Смоленском. Безрезультатно тянулись с конца 1614 до начала 1616 г. и переговоры о мире. Летом 1616 г. царь Михаил сделал попытку наступления, не давшую сколько-нибудь прочных последствий. Королевич Владислав, который продолжал титуловать себя царем московским и настаивать на своих правах, получил согласие сейма на поход к Москве. Но в Польше московская авантюра дома Вазы далеко не пользовалась популярностью в широких общественных кругах; насколько приобретение Смоленской и Северской земель представлялось делом необходимым для обеспечения Великого княжества Литовского, настолько утверждение на московском наследственном престоле польского королевича казалось политической опасностью и – во всяком случае – династической затеей, не заслуживающей жертв со стороны Речи Посполитой. Только летом 1617 г. вступил Владислав в московские пределы, но прошел еще целый год, пока он получил возможность более решительных действий. Польское войско, не достаточное, чтобы взять сколько-нибудь значительную крепость, раздраженное неполучением платы, несколько месяцев разоряло русские области, возобновив для западных уездов горькие времена Смуты. Наконец Владислав осенью 1618 г. решил двинуться к Москве, чтобы чем-нибудь кончить: сейм дал ему небольшую сумму денег с обязательством закончить поход до конца года. С юга шла к нему серьезная помощь – гетман Конашевич-Сагайдачный с 20 тыс. казаков, чем силы королевича утраивались. Но и этих сил все-таки было недостаточно ни для взятия Москвы штурмом, ни для правильной осады. Однако Москва была еще так слаба, что могла только защищаться, отстаивая укрепленные пункты и уклоняясь от решительной встречи. Обе стороны одинаково нуждались в мире. Переговоры в селе Деулине, близ Троицкой лавры, привели к перемирию на 14¹/₂ лет, причем Речь Посполитая удерживала свои завоевания – Смоленскую и Северскую земли, – а вопрос о правах Владислава на московский престол был «положен на суд Божий» и не получил формального решения. Но и в такой форме перемирие было благодетельно для Москвы, занятой трудной внутренней работой.