Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Близким следствием этого разговора явилось коренное преобразование училища в Заиконоспасском монастыре. Оно не только получило название Московская академия (по примеру Киевской), но и в соответствии с широкой программой, прозвучавшей в словах царя Петра, рассматривалось как государственный университет. Изменение статуса и программы происходило в соответствии с царским указом от 7 июля 1701 г., которым Московская Академия передавалась в ведение Стефана Яворского. Его стараниями сюда перешли несколько профессоров и десятки учеников из Киева. Ректором Академии в период преобразований стал Палладий Роговский, учившийся в иезуитских академиях Вильны, Ольмюца, Рима и получивший там степень доктора философии и богословия. К 1704 г. реформа завершилась и привела к тому, что в Заиконоспасском монастыре возникла полная копия Киевской академии – как по организационному устройству, так и по программе преподавания, и именно эта форма высшего учебного заведения развивалась здесь дальше в течение XVIII в.[399] Поэтому справедливо считать, что Московская академия, хотя и оформилась в 1701 г. на базе прежнего училища, основанного Лихудами, на деле не имела с последним почти никакой преемственности, кроме самого помещения.[400] Об этом же говорит, например, и послание иерусалимского патриарха Досифея от 15 ноября 1703 г., где тот упрекал Стефана Яворского, что тот «в конец еллинское училище стерл и токмо о латинских школах старается».[401]

Таким образом, в России начала XVIII в. существовали два православных университета, вполне аналогичных европейским «доклассическим» университетам других конфессий. Киевская академия получила в России права университетской корпорации царскими Жалованными грамотами 1694 и 1701 гг., а Московская академия была организована по образцу Киевской в 1701 г. на базе славяно-греко-латинского училища, основанного братьями Лихудами. Сознательно ориентируясь на устройство католических университетов своей эпохи, Киевская академия способствовала началу развития контактов России с университетской Европой, но в то же время верно выполняла задачу охраны интересов православия на границе России и Запада. Как и во многих иезуитских университетах, в Киевской и Московской академиях читались лекции лишь философского и богословского циклов, но не преподавалось право и медицина, однако (как и у иезуитов) в XVIII в. делались попытки открыть и эти факультеты, чтобы перейти к «полному» университету.[402]

Обучение в академиях давало возможность затем служить в различных сферах государственной жизни. Важно подчеркнуть, что ни Киевская, ни Московская академия в XVIII в. еще не представляли собой сугубо церковные школы. Напротив, они были учебными заведениями «для людей всякого чина и сана», не ограничивавшимися лишь подготовкой духовенства, но дававшими образование и людям, выбиравшим светскую карьеру, что доказывал социальный состав студентов и анализ их последующей деятельности. Так, в 1720-х гг. только около четверти выпускников Московской академии получали духовный сан, значительное же их число шло на службу переводчиками, переходило в медицинские, математические, инженерные школы.[403] Большой процент обучающихся первоначально составляли московские дворяне, и лишь с 1728 г. были введены ограничения по приему в академию выходцев не из духовного сословия, причем вопреки мнению правительства, которое «поддерживало взгляд на Московскую академию как на общеобразовательную школу для дворян».[404] Говоря о близости статуса Московской академии в России первой половины XVIII в. к университетскому, необходимо еще указать, что к ее названию иногда добавляли титул «Caesarea» – Императорская, подчеркивавший ее общегосударственное значение.[405]