Российский федерализм: парадоксы, противоречия, предрассудки

Тем самым региональные интересы получали весьма полное отражение в работе высших государственных органов СССР. Казалось бы, чего еще можно желать, стоит ли сетовать на формальный характер советского федерализма, если на практике интересы регионов все же играли свою роль, притом немалую. Но в том-то и дело, что они играли эту роль как бы подпольно, вопреки закону. К сожалению, из-за этого сложилась дурная традиция смотреть на территориальную автономию как на что-то незаконное, способное существовать только скрытно, под покровом пусть декоративной, но обязательной централизации управления государством.

Этнический парадокс

Около трети субъектов федерации называются республиками или округами, которые выделялись по признаку компактного проживания определенной нерусской нации - так называемой титульной. Такое выделение было краеугольным камнем сталинской национальной политики, её наиболее зримым воплощением и самым любимым достижением, поскольку таким образом нерусские нации СССР получали некую государственность.

Этот признак в принципе противоречит идее федерализма. Федерализм и национальный вопрос - это проблемы разной природы. Жители регионов заслуживают самоуправления просто по рождению, а не по национальности. Нации же имеют право на охрану своей культуры по всей территории страны, а не только там, где они сильнее всего представлены. Наши автономии первыми пробили брешь в российском псевдофедеральном унитаризме, успешно использовав для этого предрассудок насчет совпадения федерального и национального, - честь им за это и хвала, их политическим и общественным лидерам и самой общественности автономий. Однако теперь настает время двинуть в эту брешь остальные регионы, а для этого предстоит раздать им права, отвоеванные автономиями.

К тому же в России выделение национальных территорий крайне неточно: в сумме большинство жителей таких республик или округов составляют русские, в тo же время 40% титульных наций живет вне соответствующих республик или округов. Здесь беспокоит сам принцип: совместимы ли федерализм и национализм, может ли федеральный способ правления стать механизмом решения национального вопроса?

Большевики принялись внедрять федерализм в СССР специально для того, чтобы с его помощью решить национальный вопрос. Они создали сложную, многоярусную систему союзных и автономных республик, областей, округов. Но федерализм мало пригоден для решения таких задач, и Россия показала это со всей наглядностью. Сегодня в автономных республиках России большинство составляют русские, а не "титульные" нации, давшие названия этим административным единицам. Более того, почти половина титульных наций живит за пределами "своих" республик.

Это неопровержимо доказывает, что попытки дать стимул развития национальным культурам, выделив для них специальные части территории страны, на деле привели к тому, что за пределами выделенных территорий национальные культуры остались без этих стимулов. Идея провалилась, и поделом: ведь федерализм предусматривает автономию территориальных общностей вне зависимости от их национального или иного состава, тогда как решение национального вопроса заключается в том, чтобы обеспечить культурное развитие наций на всей территории страны, вне зависимости от того, где живут граждане, принадлежащие к этой нации.

Тема этнических мотивов в государственном устройстве России - одна из самых популярных и острых в нынешних дискуссиях вокруг нашего федерализма. Нам еще придется к ней возвращаться, и не раз. Здесь бы хотелось лишь подчеркнуть сам парадокс: нынешняя федерация унаследовала рубежи, выкроенные ради решения национальной проблемы, однако они проблему эту не решают, а только запутывают.

Масштабный парадокс

Уже четыре века российское государство выглядит как бы слоистым. Наверху правит неумолимая унитарность, а чем ниже мы спускаемся по иерархии районов и поселений, тем слабее воздействие верховной власти, тем важнее самоорганизация, тем выше автономия повседневной жизни от регулирования сверху. Чем мельче масштаб административно-территориальной единицы, тем автономнее она живет.

Это выглядит неким разрешением тех противоречий, о которых говорилось раньше. Но это не так. Эти "слои" плохо уживались друг с другом. Верхний слой обладал верховной властью и настаивал, как только мог, на своём праве регулировать всё и вся, так что автономия нижних слоев жила в основном неспособностью верховной власти настоять на своём. Как только верховная власть оказывалась в силах подавить эту автономию, она обычно делала это, нередко в жестоких формах. Вспомним Петра Первого. Ничем иным как душегубством нельзя назвать погром, который устроил Пётр своим подданным, посмевшим самовольно поселиться в степи на юге нынешней Воронежской области; в самом конце 17 века по его приказу поселения были сожжены, а жители перебиты, хотя это были исконно русские люди.

Формальный парадокс