Российский колокол, 2015 № 1-2

Она вернулась из ванной с покрасневшим от горячей воды и первого загара лицом. Халат ее был распахнут. Я потянулся к ней, она же отстранилась от меня, села в кресло и, разглядывая свои руки, проговорила строго:

– Давай рассказывай, какое отношение имеют к тебе эти леди и их индусы?

– Да никакого, – сказал миролюбиво я, глядя исподволь на оголенные почти что до бедер ножки моей коварной соблазнительницы. – Мы случайно познакомились в ресторане в аэропорту Шереметьево…

– А у этого ее миллиардера, что, нет своего самолета? Он летает со всякими оборванцами вроде тебя?

– Есть, – кивнул я, – но его готовили к вылету, а они решили пообедать. Вот и сказочке конец, а кто слушал – молодец!

– Значит, ты из самой Москвы вез с собой драгоценный портрет леди… как ее там? – она снова взяла авторучку и стала изучать лицо леди Памелы. – Но эта хотя бы не старушка. Она англичанка?

– Да, – кивнул я. – И к тому же герцогиня. Ты не находишь, что вы с ней чем-то похожи?

– Ну-у… – протянула неопределенно она, продолжая осмотр. – Может быть, в ее годы я и буду похожа на нее. Особенно, если тоже стану герцогиней.

– Для этого тебе придется научиться некоторым пустякам, – сказал я. – Например, не сидеть с оголенными ногами перед малознакомым мужчиной.

– Ты же не индус, – сразу нашла чем оправдаться Агнешка и еще сильнее оголилась. – Перед индусом я бы тоже не сидела так.

Мне нечем было ответить ей, кроме как встать перед ней на колени и с головой уйти в этот чудный соблазн, источавший запах молодого луга и парного молока…

Потом мы уснули, и я проснулся минут через двадцать с ощущением того, что куда-то опаздываю. Агнешка лежала в своей обычной позе эмбриона, с той лишь разницей, что одна щека ее покоилась на ладони. Конечно, она была намного симпатичней эмбриона, и я какое-то время неотрывно смотрел на нее, будто решил писать ее впоследствии по памяти.

На террасе я закурил и с удивлением обнаружил, что вторая сигарета вызывает у меня меньше отвращения, чем первая. От дальнейших раздумий о своем нехорошем поступке меня отвлек Антип, шагавший лениво по площади. Я негромко окликнул его и сделал знак, что сейчас спущусь к нему. Он, прищурившись от улыбки, оглядел меня и сказал:

– Никак курить снова начали, Тимофей Бенедиктович? Понимаю, понимаю! В такие волнительные моменты не то что закуришь… Как себя чувствует Агнешка?

– Прекрасно, – ответил я. – Только вот плохому учит: закурил, женщинами опять же снова увлекся…

– А то вы будто прекращали ими увлекаться! – усмехнулся Антип. – Вон леди Памела опять вас требует. Звонил доктор Сингх, умолял нашего доставить вас к ней. Ну да ладно… Вы к нам когда зайдете?

– Завтра, – ответил я. – Завтра обо всем поговорим и бумаги заодно подпишем.

Я хотел подняться снова к себе, но передумал и уселся на скамейку напротив пруда. Лихорадочное состояние, в котором я пребывал с момента появления Агнешки, потихоньку уходило, не принося, однако, облегчения. Я чувствовал себя как с похмелья. Я что-то говорил, шутил, смеялся, любил Аги и даже иной раз пускал слезу умиления, и вместе с тем внутри меня была пугающая пустота.

Снова захотелось курить, и я понял, что вернулся туда, откуда, казалось бы, убежал безвозвратно еще десять лет назад – от этой унизительной зависимости от табака. «Нет-нет, – пытался убедить я себя, – все это кончится максимум через месяц. Я брошу сам и отучу от этого Агнешку. Мы будем ездить по белу свету, вести здоровый образ жизни, потому что нам нужны будут здоровые дети. Интересно, – подумалось неожиданно, – а не зародилось чего-нибудь уже в Агнешке? Мальчик и девочка – не важно, в какой последовательности…»

Я уносился в мечтах своих в неведомые дали, совершенно не сомневаясь в том, что Аги способна будет забеременеть и родить ребенка, да еще не одного. Как там сказала Бригитта – поздние дети бывают либо красивыми, либо талантливыми? У нас это будет безо всякого «либо»!

Вскоре я вернулся в номер. Агнешка едва слышно посапывала, и я прилег прямо в одежде, не в силах оторвать от нее взгляда. Впервые за все это время мне пришла в голову мысль, что я люблю ее одновременно и как дочь, и как нестерпимо желанную женщину. Нельзя сказать, что такое открытие меня так уж сильно смутило, но задуматься заставило: хорошо ли это? Хорошо, ответил я сам себе. Наверное, так и должно быть, когда сильно любишь. Вот родится крошечная Аги, и все переменится – большая Аги останется только возлюбленной…

Я откинул простыню и поцеловал ее в бедро. Она тут же открыла глаза, потянулась сладко и сказала:

– Тим, ты какой-то ненасытный. Побереги себя. Сделай так еще раз.

– Ты неправильно поняла меня, – ответил я, целуя ее снова. – Мне хотелось разбудить тебя и предложить поехать в город.

– Да, да! – вскричала она. – Мы едем в город! Но если ты уж так сильно хочешь…

– Это может подождать, – сказал я, вставая. – Профессор предупредил, что старичкам больше двух раз в день…

– Боже, как он мне надоел, этот твой профессор! – сморщилась Агнешка. – Все он знает, всем дает дурацкие советы. Принеси-ка мне халат, старая развалина!