Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век

Со временем нараставшее ощущение того, что вместе с ненавистным политическим режимом опасно колеблются и общие основы существования государства и всего культурного общества, заставит Струве дополнить заветную идею «права и прав» цепочкой понятий, перечень которых (государственность – культура – религия) свидетельствует о его сдвиге в сторону консервативной традиции русской мысли. Но эта традиция не имела ничего общего с той охранительной политикой, которую изобрел и последовательно проводил Плеве: с его именем было связано введение еще в первой половине 1880-х годов режима чрезвычайщины, сохранявшего свою силу до конца старого порядка, и в особенности создание такой изощренной формы полицейской провокации, как «двойные агенты».

Полицейское государство и организации революционеров не только копировали, но и разлагали друг друга. Не случайно сами организаторы системы провокации становились в конце концов ее жертвами. Увы, в борьбе и переплетении политической полиции с терроризмом была еще и третья, «радующаяся», сторона – оппозиционная общественность. О полицейской подоплеке иных терактов она не ведала, но под ее аплодисменты боевики убивали столпы режима. И Струве в этом плане исключением не был. Известие об убийстве Плеве вызвало в его доме «такое радостное ликование, точно это было известие о победе над врагом» – ведь Россия уже воевала с Японией. И хотя сами «освобожденцы» террор не поощряли, но и морального осуждения этому способу политической борьбы они тоже не выносили. Влияние на либералов начала XX века левого радикализма сказывалось во многом. На преодоление этого влияния будут впоследствии направлены основные усилия Петра Струве.

К нелегальным формам объединения либеральных сил Струве и его единомышленники вынуждены были обратиться только после того, как все попытки добиться от власти разрешения на открытую деятельность не удались, а революционеры уже объявили о создании своих партий. В то же время характерно, что ни в одну из нелегальных организаций либералов, созданных накануне первой революции 1905–1907 годов, – ни в Союз земцев-конституционалистов, ни в Союз освобождения, полиции не удалось внедрить своих тайных агентов. В отличие от блюстителей подпольной иерархии и изобретателей бюрократической конспирации Струве вместе со своими соратниками по либеральному движению закладывали в России основы открытой политики с помощью бесцензурного печатного органа или (за недостатком внутри страны других форм политической жизни) открытого общественного застолья с острыми оппозиционными тостами, как это было, например, в период известной «банкетной кампании» 1904 года.

Характерными чертами руководящего ядра созданной при участии Струве Конституционно-демократической партии были терпимость, взаимоуважение, готовность к компромиссу и самоограничению во имя сохранения политического единства. Но партия не безразмерный чулок, и, когда взгляды, развиваемые Струве, войдут в противоречие со сложившимся мнением большинства ЦК, он покинет его состав. Это произойдет летом 1915 года.

Обращает на себя внимание и тот факт, что Плеве и Струве, оба из обрусевших немцев, олицетворяли различные формы русского национализма. Оба, кстати, много натерпелись от популярных среди критиков всех мастей обвинений в «нерусскости» и неискренности их патриотических чувств. Правда, на это у Струве всегда был наготове убедительный ответ. В своих публичных выступлениях он не раз говорил и писал о том, что из различного «смешения кровей», как «из благородного плода», вырастало немало славных деятелей русской культуры, как, например, семейство Аксаковых или Борис Чичерин. Этот перечень может быть продолжен очень многими именами. Соединение же немецкой крови с ярко выраженными русскими национально-патриотическими воззрениями разных оттенков вообще было распространено.

Подобно семье Струве, Плеве в начале своего пребывания в Петербурге симпатизировал неославянофильским взглядам, хотя и не позволил себе примкнуть ни к одному из салонов, где была бы ощутима хоть какая-то фронда и независимость мысли. В конечном счете это отталкивало от Плеве даже его сторонников среди консервативной общественности, все-таки склонной в соответствии со славянофильской традицией к разграничению сфер «народного мнения» и «власти» и мечтавшей о «гармонии» самодержавия со свободой слова и свободой совести.

В мировоззрении Петра Струве национализм уживался не с чиновничьим охранительством, а с либерализмом, выступившим после поражения России в Крымской войне 1853–1856 годов в качестве не только общественного «трибуна», но и средства реабилитации всего Российского государства, восстановления его подорванного престижа как внутри страны, так и на международной арене.