Читаем Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу полностью

Война стала поворотным пунктом в истории российского гражданства. Блокада и военные действия в сочетании с политическим курсом делали границу такой непроницаемой, какой она не была на протяжении по меньшей мере полувека. И натурализация, и денатурализация были, по сути дела, запрещены. Власти депортировали, интернировали иностранцев, принадлежавших к враждебным государствам, и национализировали их собственность, тем самым фактически навсегда исключая этих людей из российского общества. Для подданных государств-противников меры военного времени означали отмену ключевого принципа эпохи Великих реформ, согласно которому иностранцы были перед лицом закона равны в правах с российскими подданными. Эти меры также привели к появлению категорий гражданского населения, лишенных самых основных прав. Как показало время, подобные политические лейтмотивы и тенденции имели гораздо больше общего с политикой большевиков, чем с беспрецедентными, но недолговечными революционными декларациями Временного правительства.

Глава VI

Советское гражданство

По словам Сергея Кишкина, специалиста в области закона о гражданстве ранней советской эпохи, «Октябрьская революция вместе со всеми другими реквизитами Российской империи отправила в музей древностей и „подданство“… Подданство „Российской империи“ и подданство буржуазной республики Временного правительства сменилось советским гражданством»[515]. Однако в действительности, хотя в большевистской политике гражданства и в самом деле присутствовали революционные элементы (в том числе ее классовая основа и подход к решению женского вопроса), в других отношениях новая власть вернулась к дореформенным процессуальным нормам, связанным с подданством. Если важнейшим отличием подданства от гражданства является то, что последнее определяется как политическая система, все члены которой более или менее равны между собой в правах и обязанностях, то расцвет гражданства пришелся на период пребывания Временного правительства у власти. И напротив, понятие гражданства было полностью отвергнуто большевиками, создавшими новую систему сепаратных сделок с различными подгруппами населения и переведшими миллионы людей в разряд лишенцев (лиц, лишенных прав гражданства), – невиданный со времен крепостного права чрезвычайный статус подданного, имеющего лишь обязанности. Большевики также возродили и ввели старинные запреты на эмиграцию, прежде десятилетиями размывавшиеся и гораздо менее строго соблюдавшиеся.

Но большевистская политика гражданства была отнюдь не просто возвращением к старорежимному подданству. Ее глубокое отличие заключалось в отказе от прежних целей демографической политики: увеличения и удержания населения в стране, формирования его этнического и религиозного состава и оперативной реакции на взлеты и падения рынка рабочей силы. Как отметила Гольфо Алексопулос, «советская политика гражданства не руководствовалась непосредственно экономическими соображениями или заботой о численности населения, недостатке рабочей силы либо иммиграции. Во главу угла скорее ставилась политическая власть»[516]. После краткого периода, когда приоритетными были цели революционного интернационализма и классовой войны, сформировался тот принцип политики гражданства, которого власти придерживались на протяжении большей части истории Советского Союза: создание, сохранение и защита преимущественно автаркического единого государства. К концу 1920-х годов государство развило беспрецедентную способность контролировать свои границы и пересечение их населением, сделав решительные шаги к преодолению традиционно глубокого разрыва между политическими намерениями и реальной практикой. Советское государство создало одну из самых прочных и наиболее строго охраняемых границ гражданства в мировой истории.

В целом первоначальный период большевистского правления характеризовался сравнительной открытостью для иностранных идеологических сторонников, которые могли путешествовать на родину революции и натурализоваться в качестве советских граждан или наслаждаться правами гражданства, не проходя процесса натурализации. В апреле 1918 года доклад Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) по поводу разработки постановления о советской натурализации ясно осветил теоретическую сторону вопроса: «Для нас, социалистов, давным-давно… принадлежность человека к нашему социалистическому миру является признанием социалистической организации, – на каком языке говорит, где живет, где он родился, это не имеет значения»[517].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Искусство статистики. Как находить ответы в данных
Искусство статистики. Как находить ответы в данных

Статистика играла ключевую роль в научном познании мира на протяжении веков, а в эпоху больших данных базовое понимание этой дисциплины и статистическая грамотность становятся критически важными. Дэвид Шпигельхалтер приглашает вас в не обремененное техническими деталями увлекательное знакомство с теорией и практикой статистики.Эта книга предназначена как для студентов, которые хотят ознакомиться со статистикой, не углубляясь в технические детали, так и для широкого круга читателей, интересующихся статистикой, с которой они сталкиваются на работе и в повседневной жизни. Но даже опытные аналитики найдут в книге интересные примеры и новые знания для своей практики.На русском языке публикуется впервые.

Дэвид Шпигельхалтер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Суперпамять
Суперпамять

Какие ассоциации вызывают у вас слова «улучшение памяти»? Специальные мнемонические техники, сложные приемы запоминания списков, чисел, имен? Эта книга не предлагает ничего подобного. Никаких скучных заучиваний и многократных повторений того, что придумано другими. С вами будут только ваши собственные воспоминания. Автор книги Мэрилу Хеннер – одна из двенадцати человек в мире, обладающих Сверхъестественной Автобиографической Памятью – САП (этот факт научно доказан). Она помнит мельчайшие детали своей жизни, начиная с раннего детства.По мнению ученых, исследовавших феномен САП, книга позволяет взглянуть по-новому на работу мозга и на то, как он создает и сохраняет воспоминания. Простые, практичные и забавные упражнения помогут вам усовершенствовать память без применения сложных техник, значительно повысить эффективность работы мозга, вспоминая прошлое, изменить к лучшему жизнь уже сейчас. Настройтесь на то, чтобы использовать силу своей автобиографической памяти!

Герасим Энрихович Авшарян , Мэрилу Хеннер

Детская образовательная литература / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Самосовершенствование / Психология / Эзотерика