Россказни Роджера

— Конечно, если у вас есть хоть какой-нибудь садик, вы до самого августа так привязаны, что можете отлучиться лишь на несколько дней. Понимаю, глупо быть рабыней у цветов, но что поделаешь. И знаете, — только не сочтите меня за сумасшедшую, — с цветами надо разговаривать. Их надо любить. — Свободной рукой Эстер поправила упавшие пряди на голове. Рука у нее дрожала. Не забывая о сидящей рядом Верне, я смотрел на нее глазами Дейла: впечатление было такое, будто разом заиграли все цвета, будто ты поймал наконец четкое, частое изображение в телевизоре. Она была ослепительна, она притягивала, как магнит. Зеленый бархат платья поблескивал в свете умирающего праздничного дня, рыжие волосы переливались сотнями светящихся точек, круглый умный лоб пылал, в выпуклых глазах с быстротой электрического тока перемежались ироничность и кокетство, а изломанные губы, накрашенные так, что помада захватывала по миллиметру «тела» сверху и снизу, придавали ее миниатюрному лицу шутовское, шаловливое выражение.

Верна ела задумчиво, глотала, почти не жуя.

— Экстерном — звучит пугающе. Может, не стоит, дядечка?

— Еще как стоит! — убеждал я. — Не надо поступать в школу. Сдав экзамены, можно и о колледже подумать. Не хочешь в колледж, есть секретарские курсы или курсы моделей и вообще что угодно. Тебе только девятнадцать лет, перед тобой масса возможностей. — Проснувшийся во мне духовник-наставник задыхался от волнения.

— Но я ведь ни хрена не понимаю в обществоведении.

— О принципе сдержек и противовесов слышала? Это когда взаимодействуют законодательная, исполнительная и судебная власти. Конституцию знаешь. Газеты читаешь.

— Ни о каких принципах не слышала. Конституцию не знаю и газет не читаю.

— Радио-то слушаешь. По радио известия передают.

— Новостные станции я не включаю, только те, где музыка.

— ...понимаете, это такое утешение — цветы, — говорила на противоположном краю стояла Эстер. Она повернула голову, и теперь я видел крупным планом то, что видел Дейл: густой слой краски и реденькие усики над верхней губой, ее шевеление, когда задумчиво приоткрывался рот, и чувствовал, как возбуждаюсь, как между ногами у меня вспухает комок. Я понимал, что при всей своей начитанности и образованности Дейл всем телом потянулся к этой женщине, которая, решив лечь в постель, сделает что угодно. Легкая, стройная, пружинистая фигура и жадные зеленые зовущие глаза обещали: все, что угодно.

— Но я ведь ничегошеньки не знаю, — плачущим голосом пожаловалась Верна.

— Ты знаешь больше, чем думаешь, — теряя терпение, сказал я. Я почувствовал себя помехой в музыкальной программе.

— На что он вас подбивает, Верна? — осведомилась Эстер. — Что за экзамен?

— И говорить об этом не хочу, — ответила Верна. — Неловко.

— Экзамен экстерном за среднюю школу, — вмешался Дейл. — Я ей год об этом твержу. Здорово, что ты наконец согласилась.

— Ничего я не согласилась. Мы просто говорили об этом.

— Запросто сдашь, — поднял голову Ричи. — Легче, чем каждый день таскаться в «День паломника».

— Профессор Ламберт поможет тебе с языком и литературой, а мы с тобой повторим математику и точные науки.

— Ну уж нет, — сказала Эстер, положив свою тонкую руку на его узловатую, с красными костяшками кисть. — Вы обещали позаниматься с Ричи.

— Соглашайся, Верна, соглашайся! — воскликнул Ричи, стараясь найти верный тон.

— Какого хрена вы ко мне прицепились? Совсем затрахали!

Повисла пауза, во время которой Пола рыгнула и попыталась пососать другую руку, не вымазанную сладкой тыквой. Эстер наконец объявила:

— Но мы же все так вас любим, милочка.

На кухне мы с Эстер мыли тарелки и варили кофе, который она собиралась подать к камину (благодаря стараниям Ричи камин давно погас). Она сухо сказала:

— Похоже, нам обоим придется заняться просвещением.

— Только тем и занимаюсь, — ответил я, недовольный, что жена — по примеру моих говорливых доисторических, ставших тленом стариканов, которые давали мне возможность зарабатывать на хлеб с маслом, — пожелала четко и недвусмысленно назвать то, о чем следовало бы умолчать.

— Да все мы так, — со вздохом отозвалась Эстер, рассеянно поправляя растрепавшиеся волосы. На губах ее застыло облачко печали, она выглядела милой и желанной.

3