Росские зори

Останя смотрел на них в отчаянии: Даринку увозили неведомо куда. Тут до его слуха донесся глухой шум — так бежит по земле большой табун. Россы обнажили мечи, готовясь к новой неожиданности. Неужели готы?

Со стороны предзакатного солнца к Данапру спешила конная дружина. Розовели шлемы, наконечники копий и щиты, поблескивали нагрудники и брони. Свои! Останя почувствовал, что устал, выдохся, и его товарищи почувствовали то же. Они сделали все, что могли, что было в их силах. Наградой им были освобожденные из сарматского плена соплеменники, многие из которых не скрывали радостных слез.

В переднем всаднике Останя узнал Ивона. У места недавней битвы дружина замедлила бег коней и остановилась, образовав полукруг. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, какой жестокой была сеча: здесь на одного павшего росса приходилось двое степняков.

Дружина обнажила головы перед бесстрашными бойцами, отдавшими свои жизни ради спасения соплеменников.

Общую тишину вдруг прорезал отчаянный крик: недавняя пленница нашла своего мужа, младшего из трех братьев, погибших в битве.

Ивон соскочил с усталого коня — скачка с перерывами длилась весь день, — обнял брата, обнял Фалея, поклонился павшим россам.

— А Дарина? — спросил у брата.

Останя взглянул на караван. Суда отдалялись, и на одном из них была его Даринка.

Прискакал вестник, бросил несколько отрывистых слов. Грудь у него была окровавлена, лицо бледное, конь шатался от усталости.

Ивон выслушал его и опять повернулся к Остане.

— Не время скорбеть, брат, — проговорил совсем по-отцовски, знакомо, твердо. — Готы идут.

Погибших россов уложили на телеги, чтобы везти к месту их огненного погребения.

— А этих куда?

— Этих? — Ивон взглянул на пленных степняков, и его ладонь резанула воздух, повторив жест, который Останя недавно видел у отца. — Пришли с мечом — от меча и погибнут!

— Этого беру себе! — Останя показал на Фаруда.

— Что ты задумал?

— Переправлюсь на ту сторону, пойду за сарматами и обменяю на Даринку…

Ивон молча обдумывал решение брата. В последнее время Останя заметно возмужал, но пуститься в сарматскую степь, чтобы освободить из плена жену и потом вдвоем с ней проделать обратный путь, — это почти безумие. Такое не по силам и целому отряду.

— Я пойду с ним, — сказал Фалей.

Ивон улыбнулся по-отцовски, одними глазами: вдвоем с Фалеем — это уже серьезно…

— Добро, — согласился он.

Ивон понимал чувства Остани, и ему было мучительно жаль брата, решившегося на отчаянно-трудное, безнадежное дело, из которого он лишь чудом мог выйти живым. Впрочем, теперь все рисковали или будут рисковать жизнью — на то и война. Ивон поступил бы недостойно воина, помешав Остане попытаться спасти любимую женщину. В глубине души он одобрял решение брата, хотя тот задумал едва ли возможное. Путь, на который ступал Останя, был путем чести. Опыт предков свидетельствовал: даже в самую трудную годину, когда речь идет о судьбе племени, нельзя забывать о судьбе отдельного человека. Спасти женщину от смерти, плена и рабства — долг каждого мужчины; отправиться же в становище врага ради ее спасения — это величайший подвиг… Удачи тебе, брат!

Ивон и Останя любили друг друга, но простились сдержанно, не показывая своих чувств.

Останя и Фалей спустились к воде, связали легкий плот из сушняка, в изобилии валявшегося на берегу, сложили на него снаряжение, усадили сармата, уселись сами и, гребя щитами, поплыли поперек течения. За ними, привязанные к плоту, плыли кони.

Когда они достигли противоположного берега, дружина еще стояла на месте. Останя и Фалей помахали руками, прощаясь с соплеменниками, дружина ответила тем же. Потом она повернула к ближайшему лесу, а Останя и Фалей — вниз по берегу, держась в полуверсте от реки.

3 СТЕПЬ

Фаруду было около тридцати пяти лет. Он понимал язык эллинов и сам мог объясниться на нем, дополняя свою ломаную речь энергичными жестами. Фалей и Останя рассчитывали получить от него сведения, без которых не могли обойтись в сарматской степи. Внешность у Фаруда была приметная. Темноволосый, с густой бородой, с живым взглядом каштановых глаз, он обращал на себя внимание. Лицо было бы приятным, даже красивым, если бы временами его не искажало бешено-злое выражение. Тогда он выглядел дьяволом, готовым зарезать кого угодно. Правда, таким он виделся Остане только на первых порах. Позже мнение Остани о нем изменилось, так как Фаруд оказался способным на добрые поступки.

Солнце приближалось к краю земли. Останя и Фалей выбрали укромное место и спешились. Надо было передохнуть, оценить обстановку, наметить план действий. Минувший день был долог и труден — в иных условиях они завернулись бы в плащи и спокойно проспали до утра, но теперь они не могли позволить себе такую беззаботность, так как были во вражеской стране. Сопровождаемые сарматами суда скрылись вдали, но в их руках был Фаруд, брат главаря разбойничьего отряда. Останя спас ему жизнь, надеясь, что тот вольно или невольно поможет им. Но за степняком надо было постоянно приглядывать, чтобы не сбежал или как-нибудь не выдал их местопребывание.