Росстань

Очнувшись от своих мимолетных воспоминаний, Лахов увидел, что Ксения и продавец уже стали чуть ли не подружками. Их лица светились совсем не дежурными улыбками, и Лахов удивился и обрадовался умению Ксении расположить к себе другого человека. Стало быть, не один он чувствует открытую доброту Ксении, и, стало быть, не приблазнилась ему эта доброта, если продавец, человек, в общем-то, недружелюбной у нас профессии, привыкшая к угодничеству и заискиванию покупателей, особенно деревенский продавец, которая в своей крошечной деревне царь и бог – все у нее: и водка, и модная вещь, – вдруг без всякой просьбы полезла в свои ближние и дальние заначки, выбросила на прилавок туфли и пару кофточек. Хоть и мало разбирался Лахов во всех этих вещах, но сразу приметил их дорогую простоту и изящество.

– А вы говорите, завоза давно не было, – не удержался Лахов.

– И сейчас это же скажу, – ответила продавец с коротким смешком и снова повернулась к Ксении.

У Лахова тем временем в магазине появился свой интерес. Краем глаза он приметил в углу полки грустно притулившуюся к самой бревенчатой стене, запыленную бутылку вина. Пригляделся и побоялся сам себе поверить.

– Эта бутылка у вас случаем не пустая? – спросил он осторожно, опасаясь навлечь на себя немилость нашедших общий язык женщин. – Глянуть нельзя ли?

Лахов пальцем ткнул в сторону бутылки.

Да это вы и пить не будете. Кислятина. У нас мужики с большого похмелья ее и то не берут. Говорят, только деньги тратить. – Продавец взяла бутылку с полки, протянула ее Лахову, но потом, спохватившись, обмахнула с нее пыль, – И смотреть нечего. – В голосе продавщицы слышалась убежденность в своей правоте, и Лахову, совершенно не терпящему ни на чем основанной категоричности и самомнения, а если основанного, то только на ограниченности, трудно было удержаться от готовых сорваться едких слов, но он сдержался и мысленно похвалил себя за эту сдержанность. И даже подумал: «А ведь по-своему женщина эта права. Какое тут, к черту, легкое вино, настраивающее на размышления, беседу и восточную расслабленность, когда зимами лед на Байкале трещит и ухает от мороза, когда летом – вытягивающий жилы сенокос, когда у рыбаков от трудов рыбацких – от весел, сетей и неводов – ломит руки и спины».

Лахов попридержал бутылку в руке, почувствовал ее прохладную тяжесть, погладил яркую этикетку. Сейчас, летом, в жару и в городе днем с огнем не найти сухого вина, а здесь оно забыто пылится на полках.

Лахов представил, как будет хорошо сидеть на горячем байкальском песке, смотреть на блестящую синь воды, смотреть на Ксению, говорить с нею и неспешно пить прохладное, пощипывающее язык вино, и радостно, вольно засмеялся.

Засмеялась и Ксения.

– Ну, мы с тобой решили, видимо, загулять…

И снова Лахова охватило радостью от ласкового голоса Ксении и от ее слов «мы с тобой».

Лахов сорвал с головы несуществующую шапку, вдарил ею оземь.

– Гулять так гулять, чтоб лежа качало.

– Веселый у вас муж, – одобрительно сказала продавщица. – Сразу видно, легкий у него характер.

– Ну как не веселый.

Лахов почувствовал, как в его душе сработал давний, воспитанный еще семейной жизнью инстинкт – чувствовать себя без вины виноватым, оправдываться за свои поступки, – и он рассердился на свою рабскую приниженность и мельком взглянул на Ксению: не заметила ли чего.

После сумеречной прохлады магазина день показался еще более горячим и ярким. И день был специально создан для радости. В этом солнечном мире хотелось жить. И не было сейчас в нем места тоске, злобе, опасности. Да и сама земля сейчас была не космическим телом, несущимся сквозь мрак и вечность, а огромным солнечным островом, плавающим в теплом океане на надежных спинах трех китов. Лахов хотел было вернуться в магазин, по Ксения и продавец уже вышли на крыльцо. Ксения держала в руках какую-то розовую невесомую покупку и, судя по всему, была довольна ею. Продавщица навесила на двери замок и дважды, с короткими щелчками, повернула ключ.

– Давно я таких больших замков не видел, – сказал Лахов. – С таким замком никакой вор не страшен.

– Да разве вора замок удержит? Замок – это только для честного человека замок. Да и зачем дверь вору? Сорви с окон ставни – да залезай. Ставенки-то совсем слабенькие.

– И не боитесь? – совсем уж серьезно спросил Лахов.

– Не, не боюсь, – тоже серьезно ответила продавец. – Своих всех знаем. Свои не полезут, на виду друг у друга живем. А чужие тоже не придут. Собаки ночью беда как злые. Да и мужик у меня – охотник, хорошо стрелять умеет.

– Ну и я тогда к вам не полезу. Все равно у вас больше вина нет. У меня теперь другая забота: где бы мяса купить.

– Летом какое мясо? Только для себя кто овечку заколет, не на продажу. – Продавец посмотрела на Ксению, встретилась с нею глазами. – Может быть, у Олоевых есть мясо? – спросила она сама себя. – Во-он в тот дом пойди, спроси. Может, продадут немного.

Ксения согласно кивнула головой, приглашающе посмотрела на Лахова, и Лахов уже качнулся навстречу Ксении, но продавец вдруг сказала: