Росстань

– Да мне для начала хоть бы такую, которая лаяла, – рассмеялся парень.

– Значит, в охотники решил определяться? – Иннокентий подтащил к печке табуретку. – Может, у тебя для города специальности нет?

– Почему нет? – обиделся парень. – Мне уже скоро тридцать. В типографии печатником работал.

– Один ты, без семьи? – не отставал Кеха.

– Один пока. Отцу до пенсии год остался. Пойдет на пенсию – ко мне переедет. Отец у меня лес любит, рыбалку.

– Женат?

– Нет еще.

– Ты этого пока не говори никому, – засмеялся Касьян. – Здешние девки проходу не дадут. Женихов тут в Беренчее мало.

Парень оказался разговорчивым. И сам расспрашивал о здешней охоте, о рыбалке, о деревне. Спрашивал, у кого можно остановиться на квартире.

– Ха, квартира! – удивился Иннокентий. – К любому заходи – не прогонят. Поживешь, осмотришься, потом выберешь хозяев по характеру. Я дом дострою – ко мне можешь приходить.

– По-доброму и мне надо дом строить.

– Дело, – соглашается Иннокентий.

За стеной проскрипели шаги. Глухо стукнула промороженная, в белых прожилках инея, дверь. На пороге – моложавый мужичок в меховой куртке, в высоких оленьих унтах.

– Управляющий, – шепнул приезжему парню Иннокентий.

– Здравствуйте, – поздоровался управляющий с приезжим. – Здравствуй, Касьян. С тобой, Иннокентий, мы виделись. Ты, Касьян, поди, пушнину принес сдавать? Так приемщик сейчас здесь будет.

– Не принес еще, но сдавать надо.

– Так давай неси.

– Я тогда сейчас, – Касьян нахлобучил шапку.

Он вернулся быстро, вывалил из чистого холщового мешка прямо на пол груду меха. Для Касьяна этот момент всегда вроде праздника. Он деланно небрежен к добытой пушнине, разговаривает тогда громко и совсем не об охоте, а о всяких пустяках. Касьян любит, чтобы в конторе в этот момент были люди – свидетели его охотничьей удачи.

– Можно? – приезжий парень протянул руку, взял темную шкурку соболя. Встряхнул, огладил осторожно.

– Знаешь, какого кряжа? – спросил его управляющий.

Парень отрицательно мотнул головой.

– Откуда?

– Баргузинского. Видишь, какой темный? Дорогой. А вот этот енисейского.

– И этот красивый.

– Соболь все ж таки.

– Еще неделю-другую хотел в тайге пробыть, – говорит Касьян, – да вот с Гришкой беда случилась.

– Я, Касьян, хочу спасибо тебе сказать, – управляющий произнес это серьезно, почти торжественно. – Опоздай еще немного привезти его в деревню – и, врачи говорят, каюк бы Гришке. И хорошо, что сюда привез, в Беренчей. В Чанинге бы ему тоже каюк пришел. А так – жив мужик остался.

– Я о рации тогда скучал. Позвонил бы: алло, и вертолет вот он, прилетел.

– Будут со временем и рации у нас.

– Будут, – Касьян недоволен, – когда еще будут.

– Это вы все один добыли? – приезжий тронул Касьяна за рукав.

– Другие больше добывают. – Но Касьян доволен. – Если приживешься у нас, могу тебя в следующий сезон с собою взять. Только пораньше об этом сообщи мне.

– Правда? – обрадовался парень.

– А чего не правда? Тайга большая, всем места хватит. И в зимовьях места хватит. Звать меня Касьяном. Запомни.

– А меня Петром.

– Вот и познакомились. При случае в Чанинге будешь – в гости заходи.

Так ты о моих словах не вспоминаешь? – спросил управляющий Касьяна. – Ну о том, чтоб переехать вам всей Чанингой сюда.

– Вспоминаю, – ответил Касьян и понял: он действительно думал о переезде и Иннокентия нашел, лишь бы еще раз убедиться, что переезд нужен.

– Так, значит, убедил я тебя, – расплылся в улыбке управляющий.

– Может, и ты убедил, – согласился Касьян.

– Я тут для вас, чанингцев, вырезку одну из газеты принес.

– Можно и прочитать, коли интересно.

Управляющий порылся в столе, достал неровно оборванную четвертушку газетного листа.

– Вот это особенно прочитай, – показал управляющий обведенное карандашом место.

«Давно уже, даже в самых медвежьих уголках нашего района, стали обычными радиоприемники, фотоаппараты, городская мебель. И процесс приобщения к благам цивилизации продолжается. Люди тянутся к поселкам, где есть клуб, школа, почта, оставляют малолюдные заимки. Рождается тип нового охотника, который по-прежнему любит тайгу, азарт охоты…»

Правильная заметка. Но Касьян знает: ни заметка, ни управляющий не могли бы убедить его в переезде до тех пор, пока не созрело решение в душе. А когда оно созрело? Быть может, когда решил Касьян везти Гришку не в Чапингу, а в Беренчей. Быть может, и в этот момент.

Всем интересен разговор между управляющим и Касьяном: и Иннокентию, и приезжему молодому парню Петру.

– Ты ведь, Касьян, для Чанинги как стопорное бревно в заломе. Ты переедешь, и все поедут.

– Ну уж, – говорит Касьян, – я держу! Ну переедем всей заимкой, а жить где будем?

– Это моя забота. На улице не оставим.

– Ты вот парня, Петра, посели вначале.

– И его поселим. Его-то проще всего – один.

Из конторы Касьян вышел вместе с Иннокентием.

– Чудной народ. Не сидит на месте, – говорит Касьян. – Из деревни в город бежит, из города к нам стремится. Не поймешь – кому что надо.

– Плохо разве, что к нам едут?