Росстань – крест дорог

Мне тревожно, надежду теряя,

В мир иду, не придуманный мной.

Мир бессмертия – малая малость,

Суть его не в добре, не во зле.

Но надежда навеки осталась

На тревожной, усталой земле.

Перед силой любви безоружен,

Я не знаю ни ночи, ни дня,

Но отныне я богу не нужен,

Да и дьявол не примет меня.

Воспалились от слёз моих вежды,

Мной не понят ни рай и ни ад.

Я бегу от любви и надежды,

Чтоб уже не вернуться назад.

Я устал от земной круговерти,

Под собою не чувствую ног.

Пусть не стало надежд на бессмертье,

Сам себе я и Дьявол, и Бог.

Плоть земная – чужая рубаха,

Что творит неуёмная твердь.

Я тот мёртвый, восставший из праха,

Потерявший надежду на смерть.

* * *

Мы, российские поэты,

Век одной ногой в гробу,

Одиночки и аскеты,

Уповаем на судьбу.

Нам безвестность – мать родная,

Нищета – почти сестра.

Верим свято, умирая,

В невозвратное вчера.

А за нас куют другие

«Голубые небеси».

Все их помыслы благие –

Детский лепет о Руси.

Алкаши да шутовины,

А едят – на серебре.

Назидательно невинны,

Словно шавка в конуре.

А для нас удел особый…

Без извилин ренегат,

Полный ярости и злобы,

Нас вгоняет в самиздат.

Запоздалые уроки,

Мёртвые черновики…

Наши огненные строки

Ходят в людях… от руки.

Черти в ангельском обличье,

Кто правее, кто левей.

Говорят, что на бесптичьи

И лягушка – соловей.

Не вписать нас под законы

Анонимного судьи.

Плачут русские иконы,

Современницы мои.

«Зёрна наших надежд ни когда, не сберём»

Омар Хайям, «Рубаи»

* * *

1.

Знакомый мне поэт

Богат своей судьбой…

Когда-то, в двадцать лет,

Он уходил в забой.

Он уголь добывал,

Стахановцам под стать.

За смену уставал,

Но продолжал писать.

Теперь свободен он,

Как жест, как ветки хруст.

На муки осуждён

И сам себе Прокруст.

2.

«Ритмичная строка –

И радость ты и грусть.

Бурлящая река…

Коль утону, так пусть».

Но, веруя в успех,

Он вирши создаёт.

«Мы тяжелее тех,

Кто поверху плывёт.

Мы в самой глубине.

А им ли нас учить?..»

… Но как хотелось мне

И ног не замочить.

Восточноевропейская мудрость

Один из новых русских стал поэтом,

Но растерял он доллары при этом.

А бывшие друзья в тусовке дел

Считают, что Вованчик заболел.

Встречаются они всё реже с ним.

Да разве ж мир текущий объясним?

Устав от шума «баксов» и монет,

Теперь несёт свой тяжкий крест поэт.

Не бросить ношу, повернув назад.

Пусть нищий он, но сказочно… богат.

Новые

У них осанка, что у Вия,

Походка, как у Колобка.

Гребут они, полукривые,

Вразвалочку из кабака.

А лица их надменно розовы…

Из праха в спешке рождены

Эрзац-смирновы, лже-морозовы,

Аля- и псевдо-баснины.

За ними тащатся товарки

Калибров разных и мастей.

Крутые ждут их иномарки

Потусторонних скоростей.

Во власти гонора-задора,

Губами пьяно шевеля,

Они стремятся, без сапёра,

Вперёд, на минные поля.

Озарение

Жизнь на холсте… Под кистью плещет море,

Крикливых чаек вычерчен полёт,

И красота туманного нагорья

Минутой истекающей живёт.

Художник, я с холста к тебе шагаю,

Родился я в единый, трудный миг.

Мне долго жить, я чувствую, я знаю.

Никто пока сей тайны не постиг.

Караванщик

почти библейское сказание

Мой караван – лишь мул и два верблюда –

Через пески идёт в священный край.

Но на пути я не встречаю чуда:

Лишь чёрствость лиц и злой собачий лай.

Иду я с грузом по пути святому:

С тревогой в сердце, в нём любовь и свет.

Ушёл давно я из родного дома,

Ведь без дороги человека нет.

Я выбрал сам тяжёлую дорогу.

В ней тоже был и грех, и шум страстей.

По лёгкому пути не ходят к Богу.

Прочь, караван, от ряженых чертей!

Встречалась часто ни одна Гоморра,

И ни один к себе манил Содом.

Безумие, веселье, блуд, раздоры…

Мой караван идёт своим путём.

Не обошёл я грабежа-разбоя,

В песок упали давние мечты…

Но сохранил я самое святоё –

Душа моя и помыслы чисты.

Веду свой караван ни наудачу.

Я сед и не обласканный судьбой.

Но только вот сейчас я что-то значу,

Но только вот сейчас я стал собой.

Не сосчитать потери каравана…

Дорога к Богу – ни хурма, ни мёд.

К нему приду я, поздно или рано.

Собаки лают – караван идёт.

* * *

Клавишам больно, я знаю.

Не бей их во зле.

Ты беспредельно земная,

А я – не рождён на Земле.

Я лишь фантазия счастья

В запутанных снах.

Рвут меня звуки на части

В далёких мирах.

Слёзы разлуки увижу

С усталых высот.

С каждой секундой ты ближе и ближе,

И дух мой живёт.

Клавишам больно, и грёзы –

Лишь встречи во сне.

Вытри ты с губ своих горькие слёзы.

Забудь обо мне.

Размышляю над старой истиной

Гадкий утёнок лебедем станет прекрасным,

Истину эту каждый в сознанье хранит.

Страшно, когда всё с рожденья понятно и ясно.

Значит, не ясно ни капли, лишь делаешь вид.

Гадкий утёнок селезнем тоже не будет.

Тщетно пытаться. Такие потуги смешны.

Некто с трибуны поддержит его, не осудит,

Скажет, что нам ведь и те, и другие нужны.

Не обо мне яркий вымысел, детская сказка.

Жаль мне, что гадких утят не обходит беда.

Время спешит, и уже где-то рядом развязка.

Люди грядущего нас не поймут никогда.

Древняя сказка

Хор нестройный лягушек.

Какая из них царевна?

Пение их подслушаю,

В мир погружаясь древний.

Мои сапоги из сафьяна,

Что озеро, голубые.

Вот, если б меня, Ивана,