Росстань

— Я к вам, Геннадий Иванович, хотел зайти, спасибо сказать, да только проснулся и в баню успел сходить.

— Да чего там. — Директор машет рукой. — Вы бы и сами до деревни дошли. Ведь близко уже оставалось.

— Не дошел бы.

Геннадий Иванович улыбнулся, насечка мелких морщинок около глаз стала заметнее, и Касьян увидел, что директор еще недавно был молодым и, может быть, даже веселым.

— Напугали вы тогда меня. — Смотрю — на льду кто-то шевелится. А темно еще, плохо видно. Ну и крикнул: «Эй, кто такой?» Думаю, свой кто, сейчас ответит. Никто не отвечает. Подъехал ближе — смотрю: конь стоит, а около коня человек и ружье с себя тянет. Я еще что-то спросил, а человек молчит и, видно, без ружья со мной разговаривать никак не хочет.

— В беспамятстве это.

— Я потом так и понял.

Геннадий Иванович разделся, прошел по белым половицам к столу. Достал папиросу, размял ее в крепких пальцах, закурил и закашлялся.

— Кушайте, кушайте, — предлагает Соня.

Касьян подцепил увертливый рыжий грибок, повернулся к учителю.

— Я ведь вас, Геннадий Иванович, давно знаю. Мельком только все, издали. Разговаривать даже ни разу не привелось. А ведь помню также, когда вы приехали. Я еще подумал: и этот уедет к себе в город. Не держались тогда учителя в Беренчее.

— Мог бы и уехать, — Геннадий Иванович согласно кивает головой. — Вполне мог. Когда заканчивал институт, совершенно никуда не хотел распределяться. Как говорится; не было любви ни к деревне, ни к городу.

— Это как же так: ни город, ни деревня?

— По молодости. Город я не любил за то, что там нескоро получишь квартиру, за то, что там грязный воздух, за чахлые деревья. А деревню — за тоскливые вечера, за то, что далеко друзья, за старые кинокартины, за то, что, когда на экране целуются, — в зале жеребячий смех. Сюда послали — я не отбивался: все едино. Потом, не сразу, через несколько лет, понял, что мне повезло. Послали туда, куда хотел, сам того не сознавая.

— Деревней довольны? — спросил Касьян.

— Тут у меня своя философия. Тайгой доволен. И считаю, что человек должен жить, тесно соприкасаясь с природой. Только жаль, что к природе человек часто плохо относится.

— Тайги еще много.

— На наш век хватит. А потом? Вы посмотрите, как быстро отступает тайга перед человеком. Конечно, относительно быстро. Но от промышленных городов лес уже отошел. Возьмите, к примеру, нашу очень таежную область. Вокруг некоторых городов голо. Реки, текущие от Саян, засорены отходами сплава.

Касьян прикрыл глаза и чуть заметно улыбнулся: «Ишь, как по писаному говорит».

— Географию, видно, преподаете?

— Физику. А почему решили — географию?

— Да вот про реки, про тайгу говорите.

— Так про это каждому нужно говорить.

— Ну, а что делать надо?

— Точно я и сам не знаю. Развитие промышленности на остановить. Но мне понятно, что этикеток на спичечных коробках, где написано: «Берегите лес», явно недостаточно. Нужно очень испугаться за свою землю, за свое будущее, и тогда можно что-нибудь придумать.

Касьяну слова Геннадия Ивановича понятны. Только он тайгу и с другой стороны видит: народом тайга скудеет. Раньше, лет двадцать-тридцать назад, вокруг Чанинги небольшие деревни жили. Не близко, но и не далеко. До которой три часа ходу, до которой полдня. А где теперь эти деревни? Были, да все вышли. Охотничьи угодья соседей частью пустуют теперь. От больших деревень к этим угодьям многие дни пути. А на чем? Лошадей у охотников за последние годы много поубавилось. И ведь никто не гнал охотников из тайги. Вначале из тайги молодежь хлынула, к кино, к электрическим лампочкам, к многолюдству. Скучно в маленьких деревнях молодежи. Правильно, конечно, все это. Человеку лучше жить стало. Но и тайгу жалко. А тайга без человека — кому она нужна?

Постепенно разговор стал свободнее, громче.

— А вот, — все поворачиваются к Касьяну, — я где-то читал, сейчас и не вспомню где, будто в Англии последнего дикого оленя убили лет триста назад. А там теперь ни медведей, ни волков, ни рысей нет. Так же будто и во Франции.

— Пустыня, — говорит Семен. — Тоскливо же им там жить. Ты, братуха, читал в охотничьем журнале, как французы делают? Закупят, к примеру, зайцев в Венгрии, к себе привезут, на волю выпустят и охотиться начинают.

— Игрушки.

— Я тогда сам смеялся. Если бы кто просто рассказал, а не в журнале прочитал, не поверил бы. Зачем же этих зайцев выпускать, если они у тебя в руках?

— Для спорту. — Геннадий Иванович уютно, по-домашнему щурится. — Да еще деньги надо заплатить, чтобы разрешили погоняться за этим зайцем. И все это как раз в подтверждение моих слов.

— Вам-то что до тайги, Геннадий Иванович? Вы человек ученый. Будет ли белка, уйдет ли из-за вырубок и пожогов — на вашу зарплату не отразится.

— Ты чего? Сдурел, так спрашивать? — шикнула на Семена жена.

Семен досадливо крутнул головой.

— Вы не обижайтесь, что так спросил. Я по-простому.

Директор рассмеялся.