Росстани

– Антонина, – позвал. Снова поворот головы, тот же плавный переход контуров и уже более спокойный после первого удачного выстрела взгляд. И – ба-бах! – в ответ. Ба-бах! И еще раз – ба-бах! Во, теперь нормально.

Тоня снова отвернулась. Чего-то свое на столе опять заперебирала. Не убита, конечно. Но ранена – точно. Не спросила ведь, чего он ее позвал, что вам надо, Данила Борисович. Не спросила. Значит – попал. Ай, да Борисыч!

– Можете у операционной попросить. У нее много. И Юльевичу она никогда не откажет.

Оба-на! Неужели промазал?! Даня чуть выпятил нижнюю губу, пожал слегка плечами. Встал, сам раненный, с безответной пулей в мягких тканях, поплелся в ординаторскую.

Валера курит. Не пишет. Хотя история открыта. А листы чистые. Смотрит в окно. На вошедшего Данилу не обернулся.

– Веня звонил. Мать допросили уже. Отчима сейчас привезут. Со сломанной челюстью. Или носом. В общем, морда вся у него разбитая и опухшая. Упал, Веня говорит, когда они за ним приехали. Несколько раз. И все вниз лицом. И все об пол.

В другой раз Валера бы посмеялся над собственной шуткой. Сегодня проговорил без улыбки, монотонно. И замолчал. От окна не отворачивается. Снова заговаривает:

– Сидел он раньше. То ли крыша спьяну съехала. То ли накачался чем. Парня завтра в город отправим. А этого… Сейчас глянем, перевяжем и – тоже. Веня говорит, в областное отправит. Пусть они ему сами там отдельную камеру организуют, говорит. А это они вряд ли сделают. А без отдельной, говорит, он до суда не доживет. И на другой Суд прямиком отправится – Юльевич повернулся к Даниле. – Я один раз бутылку у бабы пьяной доставал. Помню, еще разбить боялся. Так то ж – баба. Так то ж – бутылка. Так то ж и место, ну, это… разработанное. А тут… Мальчишка. И в… Дань, ты что б с такими делал?

– Не знаю. – Борисыч и правда не знает. Он вообще плохо сейчас соображает. То есть соображает-то он нормально. Просто, не может адекватно оценить полученную информацию. Просто она выходит за все рамки, в которых можно что-то анализировать. Просто, Данин мозг отказывается ее обрабатывать и делать выводы.

– Будешь? – Валера кивает на стоящую на соседнем столе баночку. Баночка традиционно была уже молча внесена и молча поставлена любящей Юльевича операционной сестрой.

– He-а. Не хочу. – Данила отвечает не задумываясь. Действительно, не хочется.

– Я тоже не хочу. – Юльевич часто заморгал, прикуривая новую сигарету. Прикуривает. Кладет ее, дымящуюся, в пепельницу. Наклоняется над историей. Начинает писать. Перестает. Поднимает голову. Снова смотрит в окно: – А я знаю, что с таким сделаю. Я сейчас пойду, морду его расквашенную помою, перекисью обработаю, йодом намажу и ушью, где надо. А ты, если понадобится, еще и обезболишь. Да?

– Да, Валера. Да.

2

«Шиста осинь. На Зиновия.

Синицьки свои цястушки поють. Вота он синицькин день. День день. День день.

Нынцё ноцью батя привидивси. Я тиби Олёша дровешки новы сдилад. Иди говорить катайси.

Я то сам вчирась колобродил до самово поздниво вицера. Клюкву катал. Да в зобинки иё насыпал. Да в подизбицу сносил.

По ноцям всё чашше околитьё. Застынить клюковка. Низабусеёт. Зимой вся охоботитце. С заболонью сушоной иё варити буду. Да и так жубрять.

Батя говорил для зубьёв и зенок клюковка нужнова. Крепце да зорце были штоб.

Опосля я полешки луцевыё парил. Да высушивал их. Да драноцьки с их заготовлял. Луцины путяшши будуть. Ярце свецек. От сальника да жирника да свецек смольных свиту то мало. Свиту капилюшки а копоти по ушки. Хоти и цядять до утра.

С луциной висилеё.

Потом ишшо пару ложик выризал. Таки по хозявству и варзался до тимна. Втору лошку ужо под луцину достругивал.

Мешкотна работа да нужнова.

Испетадся таки я ажно ести нистал. Солодки с брусникой токмо и позобал. Да спати завалилсё.

Туты батя с салазками во сни то и разбудив.

Гляжу луна за оконцым. Да в крынки с лязом луна. Да и ишшо от цивото свитло.

Вышил из избы.

Андели Господни. Цуть ниопрудонилсё от династия накатившиво.

Всё белым било окрук.

Жменю сьнега первово зацирпнул. Да об улыпку свою доушейну размазыл. Ишшо зацирпнул. И ишшо размазыл. Так до денницы и збызовал.

В избушки встал под Николой. Таки улыбаисё и помоливсё.

Тути цястушку пирву и взманилосё социнити.

Батя то охоцим был до цястушик. Ажно здися в изби охотницкой всигда гормошку диржал. Аки запирибираёть иногды кнопоцьки. Аки забалаболить цястушки всяки. Вота я тогды гогытал. Мало цё понимал. Да таки усё складны у иво полуцялосё. Да слова матюки ишшо повстывляёть. Вота мине и висельё.

А ишшо рожок мине сделаёть. Из сушоной вирхушки сосны молодинькой. Али горяцим скальём полешко можживелово обирнёть. Остудить. Сымет. Вота ужо и цельна труба пастушия полуцитце. Вота и скоморошим вмистях с имя. Поплясываём. Он с гормониёй. Да я с рошком.

А нынцё и у миня цястушка пирва получивась. така.

Я на нибо убижал бы.
По сьнишку. Биз катанок.
Да Никола ни пушшаёть.
Да зимелька в ладанки».

Глава седьмая

1

– Да, Валера. Да.