Хммм… Кажется, я старею — становлюсь брюзгой. Или у меня депрессия. Или кризис юных лет. А может, просто с жиру бешусь, да, скорее всего так и есть, ведь у людей, загруженных делами и проблемами, просто нет времени на подобные размышления. Видимо, во мне развился тот недуг, о котором я ещё недавно вас предупреждала, а себя уберечь не смогла — возникает чувство, словно всё то хорошее и приятное, рассчитанное на мою жизнь, уже произошло, а я это бесполезно потратила. Хотя нет, промотала. Да, «промотала» будет самым ёмким и подходящим для моих ощущений словом. Эта пагубная привычка — мазохистски изводить себя болезненными мыслями, обостряется поздними вечерами, когда все домашние уже спят, и некому отвлечь меня различными шумами и разговорами от философствований, коими я заразилась от величайшего мыслителя-графомана Льва Толстого. Иногда мне кажется, я понимаю причину подобного самобичевания, если это странное чувство можно назвать таковым. Например, недавно я узнала, что неудовлетворённость собственной работой или невозможность самореализации могут дать подобный эффект, и с головой погрузилась в творчество, а ещё позже услышала, что чрезмерная самоотдача также способна породить ощущение опустошённости и моральной усталости. Одним словом, я совсем запуталась в причинах, и теперь знаю только факты: в последнее время, когда темнеет, мне становится очень одиноко, я словно стала зависима от света и посторонних звуков и голосов, появляется неожиданное желание написать кому-нибудь письмо (чего я раньше никогда не делала первой), длинное-длинное, и чтобы обязательно ответили. Как-то раз даже захотелось романтики, совсем чуть-чуть, хотя бы малую часть того, что перепадёт на долю моих книжных друзей. А может, всё дело во вдохновении, что так внезапно обрушилось на меня, ведь недаром же говорят, что людям для успешного выражения творческих порывов нужны страдания, а если их нет, как в моём случае, то мы их себе просто-напросто выдумываем? Или же я слишком глубоко анализирую, и здесь имеет место обычный недосып, являющийся следствием этих ночных дум? Но в таком случае получается круговорот без начала и конца… Но я в очередной раз увлеклась, так увлеклась, что не заметила, как наступила ночь.
***
Маргарита же, несмотря на то, что на улице уже давно стемнело, не спала, а в самом унылом расположении духа теперь сидела в пижаме на своей кровати и грустно смотрела в окно, чуть отогнув штору. Марго пребывала в подобном состоянии уже несколько дней, и ничто не могло надолго развлечь её. Нужно настроить себя на сон, и как можно скорее, чтобы уже через мгновение очутиться в утре завтрашнего дня, однако эти противные бесконечные мысли, словно издеваясь, лишают девушку всякой надежды на то, чтобы хотя бы подремать. Вдруг скрипнула дверь, и Рита быстро завозилась, пытаясь выключить ночник, лечь и набросить на себя одеяло одновременно, но не успела.
— Ты почему не спишь? — почти неслышно спросила мама, входя в небольшую спальню дочери. Последняя что-то промычала.
— А почему мы говорим шёпотом? — так же тихо осведомился папин голос совсем близко. Света подпрыгнула от неожиданности и повернулась к Максиму.
— Что ты здесь делаешь?!
— То же, что и ты.
— Что вы оба здесь делаете? — удивлённо вмешалась в диалог родителей Марго.
— Я… — начала было Светлана, после чего оглянулась на мужа, — Мы увидели свет в твоей комнате и решили проверить. У тебя всё хорошо, солнышко?
— Да… — при этом девочка не делала почти никаких усилий, чтобы её слова походили на правду. Рита вдруг страстно пожелала, чтобы мама с папой остались с ней на пару минут, расспросили поподробнее, но в то же время самой рассказывать ничего не хотелось. Да, капризно; да, глупо; да, по-детски. И оправданий у девушки нет.
— Нет, не хорошо, — всмотрелся в лицо дочки отец. — Только не говори мне, что из-за экзаменов переживаешь; во-первых, это же полная… А во-вторых, чтобы тебя приняли в педагогический университет, если ты всё так же собираешься стать преподавателем (хотя я не восторге от этой идеи), не обязательно набирать триста баллов из трёхсот возможных.
— Не из-за экзаменов… Не переживаю, — путано ответила Маргарита.
— Тогда в чём дело? — мама села на кровать рядом. — Уже не нравится собственный выбор?
— Нет, я хочу работать учителем, у меня довольно скромные планы на жизнь… Я не знаю, — сдалась Рита. — Такое странное ощущение, неудовлетворённости, — девочка почувствовала себя, словно новорожденный младенец, который хочет чего-то или, может, испытывает дискомфорт, но ещё не знает, как пожаловаться, поэтому с досады и чтобы на него обратили внимание, начинает реветь. И сейчас Рита поняла, что не находит слов (кроме, разве что, пары междометий), которые бы точно смогли описать, что творится у неё внутри, и с некоторым усилием подавила слёзы. Поплакать родителям в плечо, конечно, всегда облегчает, но для уже почти выпускницы чересчур. Света с Максимом нахмурились, переглянулись и пододвинулись поближе к дочери.
— Может, хотя бы попробуешь объяснить? — подбодрил её папа.