Ростов-папа. История преступности Юга России

Впрочем, не всегда «прирастание» Ростова переселенцами происходило безобидно и по доброй воле. В силу цикличности развития экономики в период очередного кризиса промышленное производство вынуждено было сокращать объемы и избавляться от лишних рабочих рук. И когда привычные к сезонному найму крестьяне из близлежащих губерний приходили в город в поисках зимней работы, они натыкались на закрытые конторы и отказ в трудоустройстве. Поиски заработка затягивались, привезенные с собой деньги проедались или прогуливались в кабаках в компании стерегущих добычу местных мошенников. Тогда разоренные несостоявшиеся пролетарии вынуждены были или христарадничать, или сами выходить с кистенем на большую дорогу, пополняя армию ростовских мазуриков и расселяясь диким образом в ближайших слободках.

Селились в окрестностях Ростова в землянках, шалашах, крытых камышом мазанках, стихийно возникавших слободках и хуторках. Полицейским чинам до них дела не было – слободки располагались вне их участков, а случайные путники обходили их стороной от греха подальше.

Кроме того, на три ежегодных ярмарки приезжали 35–40 тысяч человек. И отнюдь не всегда коммерческого сословия – многие были «мазурского звания» и прибывали пощипать золотого тельца.

В июле 1858 года глава тайной полиции Екатеринославской губернии корпуса жандармов генерал-майор Михаил Рындин 2-й рапортовал: «Вместе с тем, г. Ростов вмещает в себя притон бродяг и разных мошенников, в том числе делателей фальшивых кредитных билетов и звонкой монеты, в остроге же постоянно бывает 400 разных преступников».

Эти выводы генерал делал по годовым тюремным отчетам, согласно которым годом ранее через ростовский острог прошло 1614 преступников, из которых к каторге в Сибирь были осуждены 211 человек. При этом на втором месте по уровню преступности в Екатеринославской губернии был Александровск (ныне Запорожье, места «махновские»), откуда на каторгу за год были высланы лишь 49 человек.

И хотя затемнить христианскую душу (убить) в традиционно разбойном Донском краю особых проблем не составляло, все же подавляющее большинство острожников содержалось за более или менее мелкие кражи, мошенничество, просрочку паспортов, бродяжничество и попрошайничество.

Для сравнения, в 1853 году на полумиллионное население Санкт-Петербурга приходилось всего 5 убийств, 6 грабежей и 1260 краж и мошенничеств.

В 1873 году полицмейстер Ростова Семен Сербинов докладывал городскому голове Петру Максимову: «…обширная торговля, громадный отпуск хлеба за границу привлекают в Ростов множество рабочих, занимающихся исключительно на берегу ссыпкою и просушкою хлеба, через что образовался неизвестный почти

нигде в России, за исключением Петербурга и Одессы, класс пролетариата, живущего ежедневными заработками на мойках, сушке и пр. Колебание цен на хлеб, уменьшение отпуска хлеба за границу отражаются на наших рабочих точно так же, как в больших городах Западной Европы, и производят кризис, вследствие чего десятки тысяч рабочих остаются без работы и куска хлеба, как это было, например, в 1872 году, когда с проведением Воронежской железной дороги рабочие, привлеченные слухами о хороших заработках, пришли громадными массами, а отпуск хлеба уменьшился, и множество из них осталось без всяких средств к существованию. Подобные массы голодных, оборванных рабочих не могут не внушить справедливого опасения за благосостояние граждан, а в нынешнее бедственное время еще больше внушают опасения при тех ничтожных средствах, которыми располагает Ростовская полиция для предупреждения, преследования и открытия преступления… Пьянство поголовное, повальное, самые буйные, грязные сцены разврата, ссоры – таковы характеристические черты пришлого населения, не знающего друг друга».

Данные о пьянстве явно не взяты с потолка. В городе работало несколько спиртоочистительных заводов и казенные винные склады, масса частных ренсковых погребов и виноторговен. 236 трактиров и множество более приличных кафе и рестораций (всего около 400 питейных заведений), которые в 1890 году принесли 70,8 тысячи рублей прибыли. Тогда четверть ведра вина местного завода Ивана Трифонова стоила 1 рубль 25 копеек, бутылка – 30 копеек, полбутылки – 15 копеек.

Особенно густо кабацкая сеть опоясывала пролетарское Затемерницкое поселение, где, не без поддержки зеленого змия, частенько начинались бунты, смуты и стачки с баррикадами.

Не случайно путешествующий по югу России столичный писатель и этнограф Евгений Марков, побывавший в Ростове в середине 80-х годов XIX века (отец будущего известного думца-черносотенца Николая Маркова-второго, также часто бывавшего в городе на Дону), в своих «Очерках Кавказа», опубликованных в 1887 году, главу, посвященную Ростову-на-Дону, назвал «Кабак-город».