Ростов-папа (СИ)

— Вопросов больше нет. — кивнул я. — Вот тут поставьте подпись и напишите «С моих слов записано верно, мною прочитано». Сейчас вас отвезут в камеру.

— Скажите, гражданин начальник, а что мне грозит? Какое наказание?

— Это уже определит суд. На ваше счастье вы никого не убили и не покалечили, гражданин Иванов.

После допроса меня неожиданно вызвали в кабинет начальника угро. Народу там было полно, едва удалось найти свободное место за столом.

— Как дела, как Иванов — колется? — сразу спросил Пётр.

— А что ему ещё остаётся делать? Мы ж его взяли прямо на месте преступления…

Я уже успел привыкнуть, что товарищ Мышанский присутствует чуть ли не на всех наших оперативных совещаниях — ГПУ всерьёз занялось проблемой бандитизма, и очень удивился, когда не увидел его в кабинете Художникова.

— А где смежники? — поинтересовался я.

— Мамонта ловят, — сообщил начальник угро.

— И что: крокодил не ловится, не растёт кокос? — случайно вырвалось у меня из уст.

— Какой крокодил, какой кокос? — удивлённо вскинул правую бровь Художников.

— Песня такая, товарищ начальник. К слову пришлось.

— Одно радует, товарищ Быстров: вы не только песни поёте, но и работать не разучились. Звонили из руководства банка, выражали вам свою признательность.

— Вы бы из них, товарищ Художников, не только слова благодарности, но и кое-что существенней бы выбили, — произнёс Паша. — После недавнего налёта во всём здании ремонт требуется — перед бандитами неловко.

Сыщики засмеялись. Художников тоже не выдержал и улыбнулся.

— Вопрос с ремонтом закроем, исполком обещал выделить средства. А что касается благодарности — я попросил, чтобы банк помог детскому дому. Ребятишкам нужней, не так ли товарищи?

— Всё так, товарищ Художников, — дружно загалдели ребята. — Мы, если что, и сами им поможем.

— В общем, у меня две приятных новости и одна не очень. С какой начнём?

— Давайте с плохой что ли, а потом подсластите пилюлю сразу двумя хорошими, — предложил Пётр.

— Итак, новость не очень приятная: во время совместной операции милиции, уголовного розыска, ЧОН и войск ростовского гарнизона были проведены массовые облавы во всех местах, где мог скрываться особо опасный преступник по кличке Мамонт. К сожалению, как вы уже знаете, Мамонта обнаружить не удалось, и сейчас особая группа ГПУ товарища Мышанского разрабатывает новые рабочие версии.

— Так что — вообще улова не было? — нахмурился Пётр.

— Почему не было, попала в наши сети кое-какая рыбёшка, преимущественно мелкая. В большинстве своём — вчерашние крестьяне, которых голод и нужда выгнали из села в город, там они не нашли работу и таким образом пополнили преступные ряды. Как понимаете, это социальная болезнь, которую уголовный розыск не в силах устранить.

— Да уж понятней некуда, — буркнул Паша.

— Теперь новости из разряда хороших. Про то, что нам удалось взять опасного рецидивиста Кошкина все уже в курсе?

— Так точно, — кивнули мы.

— Он признался в нескольких кражах на территории области, так что нам удалось существенно повысить статистику раскрываемости. Со дня на день за ним прибудут товарищи из Нижнего, там он наследил куда больше. Ну и самое главное: товарищ Быстров, вы ведь подавали заявление в партию?

— Так точно. — встал я.

Художников улыбнулся.

— Так вот, поскольку в настоящее время вы прикреплены к нам, партийная ячейка ДонОблУгро, учитывая ваши большие заслуги, единогласно постановила принять вас в ряды РКП(б) и поручила мне, как секретарю организации, вручить вам партийный билет, — под аплодисменты ребят, он протянул мне красную книжицу.

— Спасибо за оказанное доверие, товарищи, — с трудом выдохнул я.

Здесь действительно к партийному билету относились очень серьёзно, и фраза «коммунисты — вперёд» многое значило для этих людей.

И я был счастлив оказаться среди них.

— Как понимаете, товарищ Быстров, с этого дня всё только начинается. Теперь с вас двойной спрос: и как с сотрудника уголовного розыска и как с коммуниста, — напутствовал начальник угро.

Допрос Гуревич я отдал Петру, пусть гражданка не думает, что у неё есть хоть какие-то шансы соскочить, а сам занялся другими сообщниками.

Всего в банде было девять участников, только трое из них принадлежали миру кино, остальные оказались обычными разбойниками с большой дороги. И по правде говоря, род их деятельности был прямиком написан на их лицах.

Часов в пять вечера пришёл Пётр. Вид у него был взвинченный, лицо красное от ярости. Он так громыхнул дверцей сейфа, когда укладывал туда папку с материалами, что я едва не подпрыгнул на стуле.

— Петь, ты чего?

— Да есть с чего. Эта… Гуревич… — он замолчал, подбирая слова.

— Ну-ну, — подбодрил его я.

— Короче, эта баба-киношница сначала строила мне глазки и показывала ножки. Когда убедилась, что на меня её ужимки не действуют, вздумала разыграть сценку, будто я её решил изнасиловать. — Он сплюнул. — Порвала на себя юбку и давай орать на всю Ивановскую с хвостиком… Хорошо, что Художников ей не поверил.

— Знакомая ситуация, — кивнул я.