– Вопросов больше нет. – кивнул я. – Вот тут поставьте подпись и напишите «С моих слов записано верно, мною прочитано». Сейчас вас отвезут в камеру.
– Скажите, гражданин начальник, а что мне грозит? Какое наказание?
– Это уже определит суд. На ваше счастье вы никого не убили и не покалечили, гражданин Иванов.
После допроса меня неожиданно вызвали в кабинет начальника угро. Народу там было полно, едва удалось найти свободное место за столом.
– Как дела, как Иванов – колется? – сразу спросил Пётр.
– А что ему ещё остаётся делать? Мы ж его взяли прямо на месте преступления…
Я уже успел привыкнуть, что товарищ Мышанский присутствует чуть ли не на всех наших оперативных совещаниях – ГПУ всерьёз занялось проблемой бандитизма, и очень удивился, когда не увидел его в кабинете Художникова.
– А где смежники? – поинтересовался я.
– Мамонта ловят, – сообщил начальник угро.
– И что: крокодил не ловится, не растёт кокос? – случайно вырвалось у меня из уст.
– Какой крокодил, какой кокос? – удивлённо вскинул правую бровь Художников.
– Песня такая, товарищ начальник. К слову пришлось.
– Одно радует, товарищ Быстров: вы не только песни поёте, но и работать не разучились. Звонили из руководства банка, выражали вам свою признательность.
– Вы бы из них, товарищ Художников, не только слова благодарности, но и кое-что существенней бы выбили, – произнёс Паша. – После недавнего налёта во всём здании ремонт требуется – перед бандитами неловко.
Сыщики засмеялись. Художников тоже не выдержал и улыбнулся.
– Вопрос с ремонтом закроем, исполком обещал выделить средства. А что касается благодарности – я попросил, чтобы банк помог детскому дому. Ребятишкам нужней, не так ли товарищи?
– Всё так, товарищ Художников, – дружно загалдели ребята. – Мы, если что, и сами им поможем.
– В общем, у меня две приятных новости и одна не очень. С какой начнём?
– Давайте с плохой что ли, а потом подсластите пилюлю сразу двумя хорошими, – предложил Пётр.
– Итак, новость не очень приятная: во время совместной операции милиции, уголовного розыска, ЧОН и войск ростовского гарнизона были проведены массовые облавы во всех местах, где мог скрываться особо опасный преступник по кличке Мамонт. К сожалению, как вы уже знаете, Мамонта обнаружить не удалось, и сейчас особая группа ГПУ товарища Мышанского разрабатывает новые рабочие версии.
– Так что – вообще улова не было? – нахмурился Пётр.
– Почему не было, попала в наши сети кое-какая рыбёшка, преимущественно мелкая. В большинстве своём – вчерашние крестьяне, которых голод и нужда выгнали из села в город, там они не нашли работу и таким образом пополнили преступные ряды. Как понимаете, это социальная болезнь, которую уголовный розыск не в силах устранить.
– Да уж понятней некуда, – буркнул Паша.
– Теперь новости из разряда хороших. Про то, что нам удалось взять опасного рецидивиста Кошкина все уже в курсе?
– Так точно, – кивнули мы.
– Он признался в нескольких кражах на территории области, так что нам удалось существенно повысить статистику раскрываемости. Со дня на день за ним прибудут товарищи из Нижнего, там он наследил куда больше. Ну и самое главное: товарищ Быстров, вы ведь подавали заявление в партию?
– Так точно. – встал я.
Художников улыбнулся.
– Так вот, поскольку в настоящее время вы прикреплены к нам, партийная ячейка ДонОблУгро, учитывая ваши большие заслуги, единогласно постановила принять вас в ряды РКП(б) и поручила мне, как секретарю организации, вручить вам партийный билет, – под аплодисменты ребят, он протянул мне красную книжицу.
– Спасибо за оказанное доверие, товарищи, – с трудом выдохнул я.
Здесь действительно к партийному билету относились очень серьёзно, и фраза «коммунисты – вперёд» многое значило для этих людей.
И я был счастлив оказаться среди них.
– Как понимаете, товарищ Быстров, с этого дня всё только начинается. Теперь с вас двойной спрос: и как с сотрудника уголовного розыска и как с коммуниста, – напутствовал начальник угро.
Допрос Гуревич я отдал Петру, пусть гражданка не думает, что у неё есть хоть какие-то шансы соскочить, а сам занялся другими сообщниками.
Всего в банде было девять участников, только трое из них принадлежали миру кино, остальные оказались обычными разбойниками с большой дороги. И по правде говоря, род их деятельности был прямиком написан на их лицах.
Часов в пять вечера пришёл Пётр. Вид у него был взвинченный, лицо красное от ярости. Он так громыхнул дверцей сейфа, когда укладывал туда папку с материалами, что я едва не подпрыгнул на стуле.
– Петь, ты чего?
– Да есть с чего. Эта… Гуревич… – он замолчал, подбирая слова.
– Ну-ну, – подбодрил его я.
– Короче, эта баба-киношница сначала строила мне глазки и показывала ножки. Когда убедилась, что на меня её ужимки не действуют, вздумала разыграть сценку, будто я её решил изнасиловать. – Он сплюнул. – Порвала на себя юбку и давай орать на всю Ивановскую с хвостиком… Хорошо, что Художников ей не поверил.
– Знакомая ситуация, – кивнул я.